Милочка Мэгги с Денни наблюдали за происходящим, стоя на тротуаре. Время от времени кто-нибудь, стараясь перекричать оркестр, затягивал песню про то, что пусть в войне и победила армия, но к полю боя ее отвез флот. Концовку все пели хором, соглашаясь, что флот и вернет солдат домой.
Милочка Мэгги увидала сестру Сына, танцевавшую с Чолли.
— Смотри! — крикнула Джина и показала на нашивку у того на рукаве. — Ефрейтор! — гордо воскликнула она.
Чолли развернул Джину спиной к Милочке Мэгги, чтобы получить возможность самому перекинуться с той парой слов.
— Я все сражался и сражался, — крикнул он, — но меня все равно списали на гражданку!
— Это да, — заметил другой солдат, по всей видимости, приятель Чолли. — Это да! Он-таки выиграл войну на севере в Япхенке[48]
.Кто-то затянул: «Теперь ты в армии». Последовали возгласы: «Заткнись!», «Умри!», «Многая лета!».
Когда Джина снова оказалась рядом с Милочкой Мэгги, та крикнула ей:
— Как дела у Сынка?
— Словно тебе есть дело, — с горечью ответила Джина.
Милочка Мэгги дождалась, пока та снова окажется рядом:
— Я спрашиваю как друг, — она старалась перекричать шум.
Чтобы ответить Милочке Мэгги, Джина остановила Чолли, и они стали танцевать на месте, покачиваясь в ритме «Улыбки цветут».
— Вам, миссис Бассетт, это может показаться странным, но у него все просто прекрасно.
— Мяу! — выдал Чолли, и они затанцевали прочь.
— Денни, уже поздно, — сказала Милочка Мэгги. — Пойдем домой.
Потом снова настал День благодарения, и вскоре после него Милочка Мэгги потеряла работу. Управляющий кинотеатром заявил, что, раз ветераны возвращаются домой, им нужна работа и будет правильнее, если он отдаст ее место парню, который был готов положить жизнь на то, чтобы «сделать мир безопасным для демократии»[49]
. Милочка Мэгги полностью с ним согласилась.— Да уж, — добавил управляющий, — они сражались за право уплетать яблочный пирог и смотреть, как «Доджерс»[50]
гоняют мяч. И самое меньшее, что мы можем для них сделать…— Конечно, — согласилась Милочка Мэгги.
Беспокоиться ей было не о чем. В банке у нее лежали полторы тысячи долларов, сэкономленные от зарплаты и арендной платы за комнату на втором этаже. Если Клод вернется…
Шел декабрь. Снега было мало. Однажды начался сильный снегопад, но он сменился дождем. Потом снова пошел снег, и так три дня кряду. Милочке Мэгги не верилось в возвращение Клода. Разве к этому были основания? Верно, прошлой зимой он вернулся, но ведь тогда он уехал прежде всего потому, что был свободен. В прошлый раз он вернулся, потому что хотел жениться на ней. Но теперь…
И все же Милочка Мэгги ждала Клода, воображая его возвращение… Каждый вечер в десять часов она одевалась потеплее и выходила на улицу, отправляясь на несколько кварталов в ту сторону, откуда он вернулся в прошлом году. Потом она возвращалась домой, разбирала постель, надевала белый халат, выходила в гостиную, садилась у окна, расчесывала волосы и ждала. Нет, она не рассчитывала на его возвращение, но само ожидание, воображение того, что он может вернуться, придавало ей сил.
Однажды вечером Милочка Мэгги, как обычно, вышла пройтись. Снег не сходил уже несколько дней, и она убеждала себя, что возможное возвращение Клода никак напрямую со снегом не связано. Милочка Мэгги услышала, как его голос произнес ее имя, но на улице никого не было. «Я схожу с ума, — подумала она, — уже голоса слышатся на пустом месте».
— И где ты взяла такую странную шляпу?
Милочка Мэгги обернулась. Клод подошел к ней со спины с другого конца улицы. Она взглянула на него, закрыла лицо руками и разрыдалась. Он обнял ее и принялся утешать, как делал это раньше:
— Знаю, знаю. Ну же. Ну же, Маргарет, ну же, Милочка Мэгги.
— Если бы только ты мне написал хоть строчку, записку, открытку со своим именем… хоть что-нибудь, что дало бы мне надежду, — рыдала она.
— Знаю, знаю. Когда-нибудь, когда мы состаримся и у нас кончатся темы для разговоров, я все тебе расскажу. Почему я должен…
— Если ты снова уедешь, пожалуйста,
— Если я снова уеду, Маргарет, ты поедешь со мной?
— Да! Да! Куда угодно… куда угодно, лишь бы мы были вместе.
У Клода с собой было два маленьких стейка, завернутых в бумагу и засунутых в карман пальто. Милочка Мэгги сварила кофе и разогрела сковороду, чтобы пожарить стейки. Клод порылся в карманах и аккуратно положил на стол тридцать долларов.
— Я это заработал, и я хочу, чтобы ты купила туалетный столик, чтобы по вечерам я мог лежать в постели и смотреть на тебя со спины и в то же время видеть твое лицо в зеркале.
Милочка Мэгги поставила кофейник на стол. Клод сидел, она стояла. Она обхватила его голову и прижала к своей груди, сказав при этом лишь:
— Ах, Клод!
Клод спросил про Денни и Пэта, добавив: