Милые мальчики

– Сто-о-оп, – протянул громко «Левушка». – Стоп, полегче! С чего ты решил?

– Ты как будто играешь со мной.

– Я?

– Да.

Левушка посмотрел в окно. Там была трасса и несущиеся в разные стороны машины. Серый сливался с синим и зеленым. Сквозь холодный свет солнца по тротуару бежали сухие листья, похоже, желая занять очередь за личным колесом.

– Прости, – вдруг прыснул «Левушка». – Я не хотел.

Леня смог только вздохнуть.

– Мне нечего с тобой играть, – продолжал, улыбаясь, «Левушка». – Я прозрачен, как слеза младенца. Весь для тебя.

Леня молчал.

– В любом случае, если это игра, ты не знаешь ее правил.

Леня взглянул на него с вопросом.

– Что это значит? – спросил он.

– Никто не знает правил, – снова эта улыбка.

Играла какая-то тошнотворная музыка.

– И я тебе соврал все-таки, – произнес, наклонившись над тарелкой, «Левушка».

– Ну, – недовольно выдохнул Леня.

– Я не знаю этой кафешки. Никогда тут не был. И мало того, что тут хреновый интерьер и музыка, – здесь невкусно готовят борщ! Хочешь попробовать?

Он указал руками на тарелку с ярко-красным супом.

– Нет, спасибо, – отказался Леня.

Послышался шум от входа. Леня обернулся. Там оказалась группа из человек десяти. Инвалиды и, как понял Леня, их сопровождающие. Старшему из вошедших на глаз можно было дать не больше пятидесяти. И то он смахивал на доктора. Остальные выглядели гораздо моложе. Трое были колясочниками, которых катили, еще двое передвигалась с помощью ходулей.

Ленин взгляд зацепился за одного из пациентов. Это был молодой человек лет двадцати пяти-шести. Худощавый, в строгом черном костюме, с пятнами коричневой грязи на недавно вычищенных кожаных ботинках. Он передвигался сам, но каждый его шаг сопровождался страшным, эпилептическим содроганием тела. Его руки взметались вверх, а туловище превращалось в зигзаг. Его тело ломалось, мялось, складывалось и распрямлялось словно гармонь. И самым ужасным в этом облике было лицо. Красивое, пышущее спокойствием и уверенностью в себе, оно улыбалось широкой улыбкой.

Когда группа приблизилась к их столу, Леня невольно отвел глаза в сторону.

Он не заметил, что все это время «Левушка» пристально наблюдал за ним. И сейчас вдруг это осознал: разноцветный взгляд невидимыми нитями обхватил его лицо. Леня почти чувствовал прикосновение этих липких радужных щупалец.

– Что? – он попытался вырваться.

– Ничего, – улыбнулся «Левушка».

– Ты начинаешь меня раздражать.

– Я заметил, что тебя впечатлил этот парень.

– Какой?

– Который кривой, – просто ответил «Левушка».

Леня вздохнул. Он посмотрел на своего спутника с укором.

– Что? – возмутился «Левушка». – Я просто выражаю все прямо.

– Отвратительно, – произнес Леня.

– Чем же?

– Тем, что это безнравственно.

– Будешь читать морали?

– Нет.

– Хорошо, – мягко улыбнулся «Левушка». – Потому что я буду.

Леня усмехнулся.

– Вот смотри, – начал «Левушка», – ты увидел молодого человека, заметил его уродство – в тебе проснулась жалость. И эта жалость заставила тебя отвернуться. А жалость чем вызвана? Ты увидел в представителе своего же рода что-то мерзкое для тебя. Ты подумал про себя: «У меня такого нет, к счастью. Хорошо, что это у него, а не у меня». Ты отвернулся от стыда, что ни за что на свете не захотел бы поменяться с этим человеком местами. Для тебя он полностью сассоциировался с уродством.

– И что из этого?

– А я не отвернулся, – просто кинул «Левушка».

– Почему?

– Из-за его рук. Они потрясающие. Посмотри.

Леня кинул взгляд на сдвигающих столы инвалидов. Нашел глазами того парня. У него действительно были интересные руки: белые, с тонкими длинными пальцами, замирающие на мгновение в красивых положениях, как на древних иконах.

– Он прекрасен, – проговорил Левушка. – Настоящее произведение искусства. Он кривой, да. Я говорю прямо. Но это красиво. По-своему. Но красиво. Ломаная линия жизни.

– Красота в уродстве, значит, – проговорил медленно Леня.

– Да, именно так.

– Оригинально, – улыбнулся Леня. – Хотя не очень…

В уши ударила постепенно умирающая музыка.

– Хочешь чего-нибудь? – спросил Левушка, кивая на свой поднос.

– Давай.

Леня взял у него порцию жареной картошки. Поглощая пропитанные горелым маслом картофельные дольки, он наблюдал за инвалидами, шумно устроившимися в другом конце зала.

– Слушай, а у тебя бывает такое, – вдруг заговорил Левушка, – что в голову приходит какое-то внезапное воспоминание, и от него все становится на свои места?

– А? – не понял Леня.

– Ну, какое-то воспоминание или мысль вдруг всплывает, – Левушка активно жестикулировал руками, – и все выстраивается в голове в строгую систему.

– К чему ты это?

Левушка засмеялся и прикрыл ладонью лицо.

– Только что мысль вертелась перед глазами, – бормотал он.

Он тер глаза, усиленно пытаясь что-то нащупать.

Леня наблюдал за ним, очередной раз не понимая шутки. Происходящее второй день перед его глазами действо походило на фарс. Не хватало игривой музычки для завершения атмосферы. Музыка умирала.

– Вспомнил! – воскликнул Левушка.

– Что за говно у них играет!? – возмутился Леня.

Мелодия давила на уши ровным, нисходящим тоном.

– Подожди! – воскликнул Левушка.