Мимикрия

Белизна его идеально ровных зубов слепит сильнее солнца. Закрываю глаза, отворачиваясь в сторону. Мама сидит в кресле напротив меня. Половину ее лица скрывает большая чашка. Я никогда прежде не видела, чтобы она пила кофе. Она нервничает. Она чувствует угрозу, повисшую в воздухе. А что чувствую я?

***

Мама выглядит испуганной. Она не знает, что говорить. Что будет правильным сказать в сложившейся ситуации. Но хуже всего то, что и я не знаю, как прийти ей на помощь. Паника сковала меня по рукам и ногам. Она клокочет у меня в горле, заставляя глотать воздух урывками. А офицер полиции продолжает давить, веером выкладывая на столе фотографии чердака. Моего чердака в доме Дэвида.

– Я понимаю, на это непросто смотреть. И все же, Джулия, кто, если не мать, может пролить свет на всю эту историю. Вот Сарра с Дэвидом, утверждают, что это почерк Саманты.

Я вижу, как его пухлый палец с перетяжками тычет в слова, написанные на стене. Не просто в слова, а в конкретную букву. Этого не может быть!

Перехватываю испуганный взгляд мамы. Она не умеет врать. Она слишком набожна для этих игр с дьяволом. Она не сможет.

Кусаю губы. Это единственное, что мне подвластно. На большее у меня просто нет сил. Я чувствую, как Саманта своими скрюченными руками сжимает мне горло. В нос бьет приторный сладкий запах. Меня тошнит.

– Я думала уже никогда не увижу этих милых птичек, – хрипит мама, утирая слезу.

Не верю своим ушам. Не верю глазам. Наверное, мне все это сниться. Мама не может и не умеет врать.

– Это почерк Саманты в этом нет никаких сомнений.

– Ты уверена? – напрягается мистер Морган. – Дело в том, что ее бывшие коллеги из «Клайо Дэйли» утверждают, что она всегда писала как курица лапой и никаких птичек в ее каллиграфии никогда не было.

– Много они знают, – огрызается мама, и я понимаю, что таращу глаза. – Она писала так в дет… в своем дневнике. Да, Саманта, несмотря на свой нрав, вела дневник, и, если ты дашь мне время, думаю, я даже смогу его вам предоставить.

– Дневник Саманты?

– Так точно, Джерри. Она не всегда была той, какой ты ее знал. И у нас в семье отношения не всегда были такими. Да, дружными мы никогда не были, но и холода не чувствовали. И вот где мы оказались. Видишь, как в жизни бывает.

Он хлопает маму по плечу. Сложно понять, какие чувства он вкладывает в этот жест. Хочет ли он ее поддержать. Понимает ли он ее? А главное, верит ли сказанному?

Он переводит взгляд на меня, и я тонко улыбаюсь ему в ответ. Я все еще испытываю неприятное покалывание в груди. Мелкая дрожь волной проходит по телу снизу вверх. Кладу руки на живот. Новая жизнь, растущая внутри меня, – самый главный стимул и мотиватор идти вперед. Я должна. У меня нет другого выхода. Только вперед. Ни шага назад.

– Ты поищешь мне ее дневник? – спрашивает Джерри, складывая фотографии в стопку. – А еще, знаешь, я хотел попросить разрешения посмотреть личные вещи Саманты. Кто знает, порой ничего не значащая салфетка может стать главной уликой в деле.

– Так ведь это все посчитали ненужным и незначащим, – пожимая плечами, отвечает мама.

– И все же, кто знает, что там может быть, – настаивает Джерри Морган.

Я снова вижу на его лице подобие улыбки. Вместе с ней ко мне приходит ключ к головоломки. Его лицо последний месяц украшает чуть ли не все билборды в городе. Ведь наш бравый офицер полиции Джерри Морган решил баллотироваться в начальники полиции. Это многое объясняет.

– Простите, но я все никак не могу взять в толк, а что в этой истории смущает вас больше всего? – спрашиваю я, превозмогая клокочущую боль в горле. – Почему вас так интересует смерть Саманты? Только не надо мне говорить про уважение к отцу. Я в это никогда не поверю. Мой отец был тот еще говнюк, и, я думаю, даже Томас вздохнул с облегчением, стоя у его гроба. А ведь он был его лучшим другом. Поэтому давайте сбросим маски. Мне кажется несправедливым ждать искренности от других, не начав с себя, что скажете?

– Так вы, миссис Вальд, все это время были передо мной в маске?

Мистер Морган пытается шутить, но я слышу лживые интонации в его голосе. Его глаза искрятся, как и прежде, но уже не так уверенно и нагло. У каждого из нас есть слабое место. И у него оно тоже имеется.

Билл Эванс действительно был настоящей занозой в нашем маленьком городке. Его никто и никогда не любил и, совершенно точно, не уважал. Но и сам он в этом никогда не нуждался. Страх – единственная форма признания, которую он понимал и ценил. Страх – единственное, что он безошибочно сеял в душу каждого, кто встречался у него на пути. Да, говоря про отца, я не кривила душой. Я слукавила только в одном.

Яблоко от яблони не далеко падает… Саманта, как никто другой, хотела быть похожей на отца. Интересно, а чего так боится офицер полиции Морган? Почему ему так не терпится запустить свои жирные руки в личные вещи Саманты? Чем ты шантажировала его, сестренка?