Мины по-флотски

– Чайки – это так называемый воздух. Лирическое отступление. Или, как еще называют киношники, перебивки. Когда два плана между собой склеить уже никак невозможно, то вот и вставляют такую перебивку.

– Логично, – не стал спорить Виталий. – Товарищ контр-адмирал, вы все слышали.

– О том, что ты, Катя, посещала любительский киноклуб, я знаю из твоей анкеты, поэтому и решил показать запись, – усмехнулся Нагибин. – К такому же выводу, как и ты, пришли и специалисты с телевидения, к которым обратились наши люди: снимал профессиональный оператор, высокого класса. Более того, по моей просьбе была проведена искусствоведческая экспертиза. И нам удалось установить по творческой манере, кто именно вел съемку.

– Неужели это возможно? – удивился Саблин.

– Нет, творить настоящие чудеса никому не дано. Круг выборки был ограничен теми телеоператорами, которые в ближайшее время находились и находятся в Сирии. Нам пришлось проанализировать и сравнить творчество чуть более сотни телеоператоров. Манера снимать – это как почерк, подделать ее невозможно. Снимал левша. Несомненно, что съемки вел некий Джон Грифитс. – Эффектно, как фокусник, Нагибин щелкнул мышкой компьютера и вывел на экран портрет телеоператора.

Джон стоял на берегу моря в обнимку с Кэтрин Браун.

– Так он же с этой женщиной обитает на плавучем госпитале! – изумилась Катя и машинально глянула в иллюминатор, за которым виднелась освещенная громада судна.

– Вот этого я не знал. Еще одно совпадение, которое превращает все в тенденцию, – пришла очередь изумиться контр-адмиралу.

– Аквалангист, с которым я столкнулся в Тартусе, тоже был левшой. Тенденция? – переспросил Виталий.

– Джон Грифитс – опытный аквалангист. Одно время специализировался на подводных съемках. Снял более двух десятков лент о жизни акул в Большом Барьерном рифе. Так что он парень отчаянный, способен на многое. Теперь работает в горячих точках. Армейскую службу проходил в морском спецназе. Специализировался как подрывник-диверсант. Послужной список впечатляет?

– Во всяком случае, наводит на размышления. – Саблин кивнул.

– Тенденция, однако, – подтвердил Зиганиди.

– Не факт, что именно Грифитс занимается сплавом морских мин, но не исключено, что он в курсе происходящего. Возможно, он инструктор или координатор. Займитесь им вплотную, – сказал Нагибин. – К тому же он живет на одном судне рядом с вами. Вот и все, что я должен был вам сообщить, – подытожил контр-адмирал. – Для своего командира – вы беседовали с представителем сирийской контрразведки. Так что ваше легендирование прежнее. Можете идти. Успехов.

Нагибин простился, пожав руку каждому. Виталию шепнул:

– Будь осторожней, без подстраховки под водой случаются сложные ситуации. Но помни: безвыходных среди них не бывает.

– Я об этом всегда помню, – усмехнулся Саблин и покинул каюту.

Сирийский морской офицер проводил их до штормтрапа, перекинутого на моторку.

* * *

Командир плавучего госпиталя встретил «санитаров», вернувшихся с другого корабля. Тральщик уже поднимал якорь.

– Вас не сильно утомили? – поинтересовался он. – Представители спецслужб любят задавать много лишних вопросов.

– Как видите, мы живы, – отшутился Саблин.

– Тогда прошу на вечеринку, – кивнул командир на ярко освещенные иллюминаторы кают-компании. – К тому же на нашем корабле женщины в дефиците, особенно молодые и красивые. – Он выразительно посмотрел на Катю Сабурову.

Отказываться от приглашения было бы подозрительно. Настоящие санитары никогда бы так не поступили. Кому не хочется немного повеселиться, посидеть в компании под приятную музыку, немного выпить? Не так уж много развлечений на плавучем госпитале.

– С радостью, – согласился Саблин.

Он и его товарищи прошли в кают-компанию. Настроение тут у всех было приподнятое. Уставшие от работы люди оттягивались уже не первый час. Мигали разноцветные прожектора. У дальней стены расположилась импровизированная стойка. Один из шведов-санитаров исполнял роль бармена. Он наливал виски в стаканы, вино – в бокалы, пиво подавал в больших кружках. Платить за выпивку не приходилось, все расходы были предусмотрены бюджетом госпиталя. К тому же появление в баре чужих было полностью исключено – вокруг открытое море. Швед, стоявший за стойкой, зорко следил, чтобы никто не напился. Если он замечал пьяного, то сразу отказывал ему в выпивке.

– Иди потанцуй, проветришься – тогда и приходи, дружище, – ласково говорил он.

Санитар имел крепкое телосложение, потому и не находилось тех, кто хотел бы с ним поспорить насчет того, следует пить или же необходимо на время остановиться.

Женщин и в самом деле было мало. Как образно и по-военному выразилась Катя, «некомплект». На каждую даму приходилось не меньше пяти кавалеров. К тому же тех, на кого можно было обратить внимание, имелось лишь три: молоденькая разбитная медсестра, Кэтрин и Катя. Медсестру швед подпоил специально, и теперь она танцевала на столе, показывая свой коронный номер: ей удавалось извиваться, подпрыгивать, прогибаться и при этом не сбить ни одного бокала с пивом.