Мир приключений 1988 г.

Двигатель завыл, но скорость продолжала падать, и вскоре нам пришлось вылезти на берег и, как репинским бурлакам, тянуть лямку, чтобы пройти порог.

Чем выше мы поднимались по Вилюге, тем чаще приходилось переходить, как кто-то метко заметил, к водным процедурам. Кстати, и вода здесь была значительно холоднее: видимо, река в изобилии пополняла свои воды за счет родниковых источников. Уже через несколько часов мы все так устали, что даже перестали реагировать на гнуса.

До намеченной цели — знаменитой «вараки» — мы добрались, совершенно выбившись из сил. Чтобы пройти тридцать вилюжских километров, нам потребовалось чистых одиннадцать часов. Когда мы в последний раз вытаскивали нашу фелюгу на розоватую каменистую россыпь, уже ставя ее на прикол, даже наша главная тягловая сила и «ухман» здоровяк Яковенко, тяжело отдуваясь, признался:

— Сурово… Нет, честно, мужики, я погас…

О нас нечего было и говорить, включая шефа, который честно был лидером во всем: он всегда хватался, как говорится, за толстый конец бревна.

Инге тоже досталось, но она держалась молодцом. За день зеркало ни разу даже не доставала.

— Ничего, ничего, мальчики, сейчас я вас накормлю как следует — оживете, — подбадривала она, как могла. — Вот завтра я возьму на себя шкиперство, так сразу всех выведу на чистую воду.

И впрямь, отдохнув часок-другой, а главное, хорошенько подзаправившись, я совсем другим человеком стал. Причем не только телесно, но и духовно тоже.

Мысли стали проще, строже и в то же время острей и ясней. Глядя на нашу славную, симпатичную Вершинину, я почувствовал, что до краски на лице стыжусь того, как мы изгилялись наперебой, лишь бы заслужить одобрительный взгляд, вызвать смех или даже деланное возмущение; шутовские выходки, рискованные остроты на самой грани дозволенного, двусмысленные намеки, анекдотцы с душком и прочее в том же стиле, лишь бы обратить на себя внимание, выделиться. Серьезность бичевалась, главное — посмеяться, животики надорвать.

Вот уж, действительно, босоногое детство! Теперь я, пусть смутно, но начал постигать разницу в наших отношениях — до поездки на Север и теперь. Раньше мы были просто приятелями по туристскому вояжу, а после сегодняшнего испытания стали товарищами, узнали, кто чего стоит в настоящем деле. В тысячный раз я убедился, что телепатия существует, так как Инга, сидевшая в стороне от костра и делавшая вид, что ищет что-то в рюкзаке, вдруг подняла голову и посмотрела на меня. Посмотрела так, что я мгновенно понял — она следила за моей мыслью, она думала в унисон. Еще до того, как она произнесла первое слово, я уже знал, о чем она будет говорить.

Мы были, по существу, наедине, ибо Инга, как наименее уставшая, дежурила первой. Ребята уже завалились спать, и из палатки доносился их молодецкий храп. Вечер был тихим, природа тоже точено заснула. Только раз мне показалось, что я слышу вдали металлический голос подвесного лодочного мотора.

— Понимаешь, — медленно сказала она, — я подумала о вчерашнем вечере, о нашем разговоре там, под ивой. Какие мы все-таки глупые, выдумываем себе какой-то мир, особые чувства…

— Подожди, ведь я помню, ты сама в наших еще классных спорах вещала: «Мы, юношество, имеем право на свой особый мир, на собственные взгляды, свои чувства. Мы не хотим только готовиться к настоящей жизни, мы желаем жить сейчас, пусть своей особой молодежной, но полной жизнью», — решил подзадорить я Ингу.

— А вот сегодня я будто на голову стала выше и многое оцениваю совсем по-другому. Я отлично знала, о чем ты хотел сказать вчера… Не знаю, что бы я ответила, не окажись за кустами того человека, но сейчас…

— Но сейчас, — механически повторил я, чувствуя, что даже усталость отлетела прочь, — ну, что же сейчас?

— Ладно, Вася, ты же умненький, ты уже все отлично понял. Глупости это все, детство, фантики.

— Но ведь это же было и есть! От этого не уйдешь! — пытался сопротивляться я. — Это же реальность — чувства, мысли, следовательно, сама жизнь. И ведь ты тоже знаешь, что это такое.

— Да, это реальность. Но это такая же реальность, как зеленое яблоко. Пусть оно существует, им даже можно полюбоваться, но в рот его лучше не брать. — Она заслонила лицо от едкого дыма ладонью, покачала узлом волос, собранных на макушке, и, подсев поближе, поворошила угли в костре длинной веткой. — Запросто можно и оскомину набить. — И улыбнулась как-то загадочно.

— Так что же будет?

— Да ничего не будет. Учиться надо проверять свои чувства, учиться жизни, как и всему остальному, как арифметике и вязанью. Не обязательно же всякую жизненную формулу проверять на собственных ошибках, как ты считаешь?

— А если это не ошибка? Не знаю… Знаю, что вот тут ноет, что смотреть на тебя спокойно не могу, все переворачивается.

— У меня тоже так не раз бывало. Первый раз — еще в пятом классе, — честно призналась она, — но это же все не то… Возрастные увлечения, не больше. Девчонки говорят — черемуха! Слушай, ложись-ка спать, Василек, ты же сегодня вкалывал как сумасшедший. Ты ведь в последнюю смену дежуришь?

Не отвечая на последний вопрос, я пробормотал: