Мюсли

— Кота кормить вкусной и здоровой пищей. — Белинский свирепо вскрывает новую пачку сигарет. — Спроси у жены, чем кормятся на университетскую зарплату. Я тебе сделаю колонку в новом глянце, — заключает он, — а нового издателя ищи сам, меня и без того по судам затаскали. Как вы расстались?

— Мы расстались врагами, но он еще не знает об этом. — Писатель морщится.

— А о чем я буду писать для глянца?

— С ума сошел, — говорит Белинский, — что значит «о чем»? «О чем» не пиши ни в коем случае, выпрут сразу за умничанье. Пиши просто так.

— Пожалуй, — говорит писатель, — это я смогу.

Он стряхивает пепел.

Лиза, погруженная в глубокую задумчивость, машинально ставит перед клиентом пепельницу.

— Здравствуйте, Лиза, — говорит банкир. — Вы чем-то расстроены?

— Да, — говорит Лиза, — простите, здравствуйте. Нет, ничем. Вам как обычно?

Банкир кивает. Лиза снимает с полки квадратную бутылку с тусклой желтой этикеткой. Банкир кладет на стойку рядом с пепельницей глянцевый журнал, заглядывает в корзинку с рекламными флаерами. Лиза смотрит на глянец.

— Это какой-то новый?

— Да, — говорит банкир. — В каком-то смысле. — Он отпивает, задумывается. — Они все одинаковые, — признается он. — Легко, приятно… но когда прочтешь, не совсем понимаешь, о чем читал. — Он смущенно улыбается. — И не то что не совсем, а вообще.

— Вы тут ни при чем, — говорит Лиза. — Так задумано.

— Кто же так задумал?

— Чей это бизнес, тот и задумал. Вот вы в своем бизнесе задумываете что хотите, ну и они тоже.

— В моем бизнесе что хочешь не задумаешь, — возражает банкир. — Да и в любом другом. — Он едва не вздыхает. — Литература, — говорит он с уважением, — совсем другое дело.

— Ну, — замечает Лиза, — это вы литераторов плохо знаете.

— А зачем мне их знать? Достаточно будет, если я книжку прочту, верно?

— Верно, — соглашается Лиза. — Их книжки мало отличаются от них самих.

Она бросает быстрый взгляд на аккуратные руки банкира, на собственные безупречные ногти.

— Мне иногда кажется, — говорит банкир застенчиво, — что я мог бы…

Лиза думает о чем-то своем.

— Что мне бы, возможно, удалось…

— Вы с Костей как будто знакомы? — осторожно спрашивает Лиза. — Что вы скажете?

Банкир, очнувшись, пожимает плечами.

— Когда ему нужна была помощь, — говорит он, — никто не помог. Что ж теперь-то.

— Всегда соображаешь с опозданием, — говорит Лиза сердито. — Когда нельзя поправить. И думаешь, что на следующий раз сообразишь вовремя. И в следующий раз все повторяется, потому что следующие разы не похожи на предыдущий. Это потом понимаешь, что похожи, что это именно то самое. Но уже ничего не поправить.

— А что случилось? — спрашивает Кира, ощупью пробираясь по комнате.

— Я вывернул лампочку.

— Понятно.

В отличие от Киры, двигающейся осторожно, ее взгляд идет напролом, помахивая топориком. Книги на полках, как плотная чаща леса, не отступают — куда им деться? — но так дрожат, что дрожь их тел, кажется, сотрясает темноту. Или темнота просто дышит?

— Аристид Иванович, вы никогда не хотели, чтобы всё было по-другому?

— Что ж тут может быть по-другому, девочка, — говорит Аристид Иванович. Он уже ловко добрался до своего кресла и сейчас закуривает сигарету. Прислонившись к книгам, Кира молча смотрит на отчетливый огонек. — Ты как будто книжек не читаешь.

— В книжках всё как-то обходится, — возражает Кира, — а если не обходится, то значит, так надо.

— Кто тебе мешает приложить это к жизни?

— К жизни-то да, — говорит Кира. — А вот к своей собственной не очень приложишь. Своя собственная жизнь — это совсем другой коленкор, чем жизнь вообще.

— Ха! — говорит старикашка. — Про это ведь тоже книжки написаны.

— Да ладно, — говорит Кира и осторожно роется в буфете. — Про что они только не написаны.

Взгляд давно освоился с темнотой, но голосу не по себе. Он ждет указаний зрения, медлит, напряжен, как слепой. Взгляд не может ему помочь — он занят буфетом, бутылками, и в любом случае бесполезен голосу при таком освещении. Тогда, на свой риск, голос выбирает ровную, невыразительную, неторопливую интонацию. Приняв решение, он успокаивается.

— Чепуха, — говорит Кира. — Химеры.

— В руках-то у тебя сейчас вовсе не чепуха, — отзывается Аристид Иванович бодро. — За нее и держись. Ты что-нибудь видишь? Давай я налью.

Протягивая старикашке бутылку, Кира заглядывает ему в лицо, старается что-то разглядеть, отворачивается.

За окном медленно шуршит по асфальту и листьям машина. На потолке и стене появляется медленный бледный свет. Когда он пропадает, непривычно ярко вспыхивает зажигалка.

Ярко-желтая зажигалка падает на облицовку пола. Наклонившись за ней, что-то увидев, Костя застывает и внимательно, терпеливо ждет. Потом он улыбается. Потом он садится на корточки и плавно достает из кармана пакет мюсли, шуршит в пакете, перебирая орехи и фрукты. «Иди сюда», — зовет он. Из-за книжных полок высовывается осторожный острый нос.

Бивис толкает носом Александру Генриховну под руку.

Александра Генриховна отрывается от газеты.