Мой порочный писатель

Он ждал, что я приду. На мгновение мне захотелось отказаться от поиска истины и просто пойти лечь спать в нашей спальне, забыть всё то, что я узнала за последние сутки. Просто закрыть глаза и надеяться, что всё само собой образуется. Я вошла в спальню. Так много счастья я видела в её стенах за последнюю неделю! Закрыв глаза, услышала наш беспечный смех, ощутила запах свежих вафель и утреннего кофе. В тот момент мне казалось, что всё это было с какой-то другой девушкой, в какой-то другой жизни.

Я захлопнула дверь в спальню, запечатав в своей душе дверь к счастливым воспоминаниям, и направилась в кабинет. Вера рассказала, что Кирилл никогда не пишет романы на ноутбуке, а по старинке использует печатную машинку. Самый нижний левый ящик стола был закрыт на замок, но я знала, что ключ от него находится под книгой Фаулза «Коллекционер». Вот она, крайняя в верхнем ряду. Я выдвинула ящик. Моя правда белела аккуратной стопкой листов А4 на дне. Я увидела название на титульном листе «Подчинение», автор — Кирилл Миронов.

Усевшись на пол рядом со столом, дрожащими руками перевернула страницу. На следующей увидела посвящение: «Луне моей жизни. Не борись с нашим притяжением». Какого чёрта?! Я не уверена, что смогу выдержать правду. В груди стало очень больно, будто где-то в глубине открылась кровоточащая рана. Я на секунду прикрыла глаза, надеясь, что мне станет легче, но, увы, напрасно. Какое-то время я сидела в зловещей тишине, слушая, как сердце глухо стучит где-то под рёбрами. Ощущая неотвратимо накатывающее оцепенение, я заставила себя поднять тяжёлые веки и продолжить чтение:

«Подчиняющийся в начале пути подобен строптивому морю — бушует и бьётся о берег. Но когда он смиряется со своим положением и успокаивается, то начинает ласково лизать пятки, зазывая в свою солёную глубину.

Я не умею писать о любви, мне она кажется слишком сложным чувством, поэтому, с упорством механика, я разбираю её на составляющие.

В любви Киры ко мне главной составляющей было подчинение. Я не сразу добился его. Как опытный садовник, я не ожидал плодов на дереве, которое никто никогда не поливал. Поэтому я бережно взрыхлял почву и удобрял. Я безжалостно отсекал ненужные ветви и ласково поощрял верные побеги, чтобы привести своего подопечного в правильную форму. Но не могу забрать себе все лавры. Надо отметить, что мне повезло: почва попалась весьма плодотворная — когда-то в неё уже заронили верное зерно, которое само прорастало в течение долгих лет. Что ж, мне осталось немного: удобрить, полить, подстричь, а потом наслаждаться спелыми сочными плодами».

К горлу подступила тошнота. Я не могла сдержать позывы, и меня вырвало прямо в корзину для бумаги. Отдышавшись, я перевела взгляд обратно к рукописи и с упорством мазохиста ещё и ещё раз перечитала эти жестокие строки.

Я не могла поверить своим глазам. Казалось, войдя в этот кабинет, я перенеслась в параллельную вселенную, в которой мой романтичный, заботливый и страстный принц превратился в жестокое чудовище, питающееся чужими страданиями.

Неужели всё это время это был он? Будто два разных человека скрыты в его прекрасном теле. Один из них — умный, внимательный и чуткий, готовый постоять за честь девушки, поделиться самыми сокровенными мечтами и страхами, а другой — подлый, циничный и чёрствый. Он шантажирует, предаёт, использует. Которого из них я полюбила?

В попытке понять это, я пролистала несколько страниц и наткнулась на описание нашей встречи в курилке. Всё до последнего слова — правда. Как это мерзко! Меня опять стало подташнивать, но я сдержалась.

Очень скоро я потеряла способность воспринимать информацию — к глазам подступили слёзы. Жгучие слёзы обиды, досады и отвращения белой пеленой встали перед глазами. Теперь я могла выхватывать лишь отдельные строки из общей нити повествования:

«Я вижу лишь очередную простушку в кроссовках и джинсах».

«Поистине виктимное поведение женщин само притягивает агрессоров».

«Мне было приятно смотреть, как покорно она выслушивает мои колкости».

«Мужчины хотят покорности, а уж каким именно способом они её добьются, каждый выбирает сам».

Строчки плясали перед глазами, и я не могла сфокусировать зрение.

«Кем бы я ни был в тот момент, когда сжал пальцы на её горле, впечатав в стену, мне это понравилось».

«До Киры я никогда не ощущал потребности физически подавлять женщину».

«Меня же интересовало полное поглощение личности, когда подчиняющийся добровольно переступает через свои лимиты, чтобы угодить тебе. Не это ли полная власть?».

«Мне нужно было выбрать объект исследования, некую неопытную душу…».

Перед моим взором закрутился в тугую спираль калейдоскоп из ярких обрывчатых фраз.

«Я должен был проникнуть в её разум, прочно укрепиться там, стать её внутренним голосом».

«Мне показалось, что я что-то сломал в ней тем вечером, и она никогда не будет прежней».

— Да, ты сломал меня! — кричу я в пустоту комнаты.