Мои воспоминания. Под властью трех царей

Это впечатление я испытала во всей своей силе в Сорренто, где мы провели два дня. Вся дорога от Кастеламара проходила между благоухающими садами апельсиновых деревьев в цвету, и вместе с тем покрытых золотистыми плодами. Направо голубое море и два острова Ishia и Capri581, облитые голубым эфирным светом. Железной дороги, к счастью, еще не существовало, и мы совершили этот путь в открытой коляске. Остановились мы в H^otel du Tasse et de la Sir`ene582, имеющем широкую террасу, выступающую в самое море. Я долго ночью не могла покинуть эту террасу. Темно-синее море отражало высокое темно-синее небо, освещенное мириадами ярких звезд, легкий плеск волны, разбивающийся о невидимый берег, раздавался в тишине, и где-то далеко-далеко слышны были слабые звуки мандолины. Легкий ветерок приносил благоухания расцветшей земной природы, которая в этом благословенном уголке представляла мне осуществление идеи рая. Мой муж провел в Неаполе несколько лет своего детства, и для него этот город имел то же значение, как для меня Париж. Огромный интерес я нашла в посещении Геркуланума и Помпеи. Раскопки раскрыли всю жизнь, оставленную вдруг 19 веков тому назад. В доме Диомеда в Помпее видны скелеты людей, застигнутых при обычных занятиях, и в позе их отгадывается внезапный ужас и тщетное старание спастись бегством от неумолимой грозной казни. На мостовой заметны следы тяжелых колесниц. Около останков этой жизни, зарытой в пепле, изверженном из недр постоянно угрожающей горы, селятся в беспечности другие поколения, доказывая лишний раз, что человек легко забывает уроки прошлого и сживается с дамокловым мечом во всех его видах. В Риме, куда мы возвратились, я с радостью нашла телеграмму моего лучшего друга, графини Ламздорф, с которой я хотела встретиться и которая назначала местом нашего свидания Женеву, куда мы и решили отправиться из Италии. Я не видела Мери с тех пор, как я оставила ее весной 1858 года стоящей у колыбели ее дочери. Муж ее перешел в дипломатическую службу, и они все время проживали за границей. Изредка мы переписывались, не для передачи фактов нашей внешней жизни, сделавшейся столь различной, но скорее как обзор нашего духовного мира, и мы чувствовали то же взаимное понимание, как и прежде. Совпадение наших мыслей заставляло нас неоднократно почти одновременно после долгого молчания взяться за перо, чтобы напомнить о себе друг другу. Видеть Мери опять, после восьмилетней разлуки, было бы исполнением самого пламенного моего желания, и потому легко судить о моем горе, когда по приезде моем во Флоренцию я узнала о только что полученном известии о ее смерти в Женеве. Она была таким олицетворением жизни, бьющейся со всех сторон и сообщающей себя всему и всем, в ней было такое богатство пленительных дарований, не успевших еще проявиться вполне, что трудно было о ней думать, как [об] угаснувшей в вечном безмолвии и унесшей с собой секрет непроявленных сил. Моя скорбь была большая. Я была окружена участием моих добрых друзей Сакенов и Маларэ. Мы провели с ними все дни до нашего отъезда во Флоренцию через Турин и Mont Cenis583.