Моя чужая новая жизнь

— И что хорошего, что ты себя изводишь? Ты не можешь меня постоянно защищать, здесь на фронте от нас мало что зависит.

— Рени, так больше не может продолжаться, — он обхватил мои плечи, притягивая ближе. — Ты должна уехать в Берлин, и когда я приеду в отпуск, мы можем попробовать сбежать. Из Германии проще выехать в ту же Швейцарию и уже там что-то придумать с паспортами. Послушай меня хотя бы раз.

Мольба в его глазах рвала сердце. Уехать и оставить его в этом дурдоме? Сходить с ума, гадая, выжил ли он в очередном бою? Но с другой стороны я чувствовала, что, если останусь, окончательно сломаюсь морально. Сколько ещё подлости мне придётся сделать для того, чтобы выжить? Сколько смертей возьму на душу? Я привыкла сама решать свою судьбу, но возможно сейчас стоит уступить. Для Фридхельма это важно.

— Хорошо… — я провела кончиками пальцев по его щеке.

Фридхельм слегка улыбнулся, будто бы с облегчением. Дверь распахнулась с сухим треском.

— Как насчёт того, чтобы выпить с нами, герр лейтенант? — окликнул Каспер и, заметив, как мы нехотя отодвинулись друг от друга, понимающе усмехнулся. — Видимо, уже не сегодня.

***

— Хочу тебя, — сбивчиво пробормотал Фридхельм, торопливо расстёгивая молнию на моей юбке. Ненавижу зиму в том числе за то, что приходится тратить херову тучу времени на это бесконечное «одеться-раздеться». Тянусь к нему, прижимаюсь к его губам своими, провожу по ним языком и не могу сдержать стон, когда он обнимает меня, усаживает к себе на колени, запускает ладонь в мои волосы. Прижимаюсь к нему. Кожа такая горячая, что через ткань обжигает, а от того, как его стояк упирается в промежность, едет крыша. Он проводит губами по моей щеке, касается языком шеи, закручивая новые волны желания. Зарываюсь пальцами в его волосы, сжимаю сильнее, когда он обводит сосок языком, втягивает его в рот. Желание горячими стрелами от его прикосновений устремляется к низу живота, закручивается в узел, срывает с губ стоны. Каждый его прерывистый выдох, взгляд ощущается так правильно, совершенно, что внутри что-то обрывается. Телом я словно сгораю от того, что он делает. От поцелуев, касаний… А сердцем понемногу умираю от того, как это сильно, как люблю его, как он нужен. Он подталкивает меня на кровать, ложась сверху, и я с готовностью обхватываю ногами его бёдра.

— Подожди… я сейчас, — Фридхельм отстранился, потянувшись к ранцу лежащему на стуле. Может, ну к чёрту эти резинки? Я знаю только один способ откосить от службы.

— Не надо…

— Ребёнок? — тихо прошептал он. — Ты уверена?

Не уверена, но если так рассуждать, я ещё не скоро решусь примерить на себя материнство. Сейчас, когда появилась надежда вырваться из этого ада, я готова попытаться.

— Так ты уверена, — он целует меня в щёку, скользит губами к уху, — что нам действительно… можно?

Торопливо киваю, обнимая его плечи. Его губы опускаются по животу, по ткани белья, к бедру. Выгибаюсь от нетерпения, когда он касается кожи над резинкой чулка. Он стягивает с меня трусики, разводит мои колени и дразнит лёгкими поцелуями по внутренней стороне бедра. Руки проскальзывают под поясницу, когда я выгибаюсь, и притягивают ещё ближе. Вздрагиваю от каждого движения языка, когда он толкает меня ближе и ближе к грани, за которой от удовольствия дрожит всё тело. Зажмуриваюсь, рвано выдыхая его имя, слышу краем уха щелчок металла по кожаному ремню и шуршание его брюк. Когда он входит в меня, ощущение такое, будто я снова выпила и в венах бурлит вместо крови вино. Позволяю окружающему миру раствориться в этом опьянении, в каждом движении, в его хриплом дыхании и моих стонах, слышу это всё будто со стороны. Дрожу в его руках. Ладони скользят по покрытой испариной коже, и он снова целует меня, снова говорит в мои губы, что любит, запускает ладонь в мои волосы, прижимается к моему лбу своим. От его хриплого сбитого дыхания и желания во взгляде кроет сильнее, чем от глубоких плавных движений члена. Пульс глухо стучит под кожей, когда меня накрывает второй раз. Теряю себя в его невероятных глазах и в сбивающихся перед разрядкой движениях. Фридхельм впивается в мои приоткрытые губы обжигающим поцелуем.

— Я люблю тебя…

Прижимаюсь губами к его груди, туда, где бьется сердце. Кажется, сейчас оно колотится оглушительно громко. Не знаю, счастье ли это или проклятие — испытать такую любовь, ради которой будешь готов пойти на что угодно. Ради которой Дейненрис в «Игре престолов» пожертвовала единственным ребёнком, а булгаковская Маргарита пошла на сделку с Дьяволом. Наверное, это непреложный закон — счастье любви имеет свою цену, и чем сильнее любовь, тем цена выше. Это страшно, но это так. Будем надеяться, свою цену я уже заплатила. Этой ночью мне впервые не снились кошмары.

* * *

— Ну и чего мы забыли в этом посёлке? — поморщилась я. — Здесь же есть отряд СС.

— У них сейчас большие потери, в округе орудуют партизаны, — ответил Фридхельм. — Пойдём. Нужно найти квартиру.