— Понимаешь… — слова давались эльфийскому принцу нелегко, и он покрутил руками, помогая изменившему красноречию, — они все влюбчивые, как вот эта кошка, — он взял кошку под брюхо и перебросил ко мне. — Только видят тебя — и всё, никакого спасения. Ластятся, таскаются за тобой везде, норовят погладить, лезут с поцелуями. Сначала это забавно, но потом надоедает. Я чувствую себя статуей в общественном парке, на которую палятся все, кому не лень.
— Многие мечтали бы оказаться такой статуей. По-моему, вы зажрались, ваше высочество.
— Думай, как хочешь, гном. Но я не хочу быть ответственным за их разбитые сердца. Что делать, если они мне не нужны? Я хочу, чтобы рядом со мной была не влюбленная в меня женщина, а женщина, в которую влюблен я. И я не обязан осчастливливать всех, кому имел неосторожность понравиться!
Он сказал это с таким ожесточением, что сердце мое болезненно сжалось. Невозможно было уколоть меня больнее, чтобы я осознала собственную ничтожность. Если уж эльфийские красавицы не удостоились не то что его любви, но даже приязни, то я должна быть ему совсем противна. Даже омерзительна. И пусть пытаюсь убедить себя, что бегаю за ним только лишь из-за колдовского заклятья, разве не готова я идти за ним на край света за один только взгляд, за одну только улыбку?
Я тайком смахнула злую слезу, повисшую на ресницах, а Дагобер продолжал, распаляясь все больше:
— Это безумно раздражает, когда ты вынужден раз, другой, пятидесятый вежливо объяснять: «прости, между нами ничего не может быть, потому что я тебя не люблю», — последние слова он произнес с особенной желчью. — Как будто это кого-то останавливало! У них потом обидки, слезки, истерики, они еще и говорят какую-нибудь чушню. Мол, это ничего, они согласны быть со мной и так… А я-то согласен?! Мое-то мнение кого-то интересует? А когда говоришь им: прости, но ты недостаточно хороша для меня — это действует. Да, они плачут. Некоторые еще и злятся. Некоторые еще и грозятся утопиться в королевском пруду. Но ни одна ведь не утопилась! За что меня было проклинать?!
— Тогда спрячься в башне, как стыдливая принцесса, — сказала я сквозь зубы. — Или занавесь свою физиономию. И прекрати мяукать со всеми, как мартовский котик. Сделал из себя западню для женщин, да еще и недоволен! Разве можно винить влюбленную женщину?
— Можно, если она приставучая, как репей, — отрезал Дагобер.
— Какой же ты бессердечный! — воскликнула я в сердцах, чувствуя, что еще немного — и разревусь. — Будь я феей, я бы прокляла тебя второй раз!
— Что? — Дагобер удивленно вскинул брови.
Гнев мгновенно улетучился, и я почесала шею, выгадывая время, а потом сказала нарочито грубо:
— Но так как я не фея, я бы тебя вздул, чтобы ты не был таким спесивым болваном.
Дагобер промолчал, пару раз глянув на меня искоса и подозрительно.
— Все, пошел спать, — сказала я небрежно, спрыгивая с подоконника и делая вид, что не замечаю его взглядов. — А ты, нежная эльфийская красотка, не сиди здесь долго — обгоришь без зонтика под лунным светом.
— Очень смешно, — скривился эльф.
Но все это было вовсе не смешно.
Я рухнула в постель и закусила угол подушки, сдерживая слезы. А соловей пел так сладко, и розы пахли так нежно, и так тяжело было на сердце — хоть и вправду беги и топись в королевском пруду.
31
Наутро Чокнутый Эльф запряг двух пони в коляску и отвез нас к развилке, пояснив, что отсюда до ближайшего города — рукой подать. Я прижимала к животу остатки малинового пирога, который завернула нам в дорогу добрая Маэль, а в сумке лежала баночка с медовой мазью — смазать укусы еще раз перед сном.
Физиономия Дагобера выглядела почти прилично — опухоль от пчелиных укусов почти прошла, благодаря чудодейственной мази. Да и сам он больше не разговаривал с хуторянами сквозь зубы. Надо думать, вчера я его все-таки пристыдила.
— Желаю тебе удачи, — сказала мне Маэль на прощанье.
— Удача мне и в самом деле понадобится, — поблагодарила я ее очень искренне.
— И не забывай про взгляды, — шепнула она. — Взгляды выдают!
Этими словами женщина словно положила камень мне на сердце, и теперь я боялась лишний раз посмотреть в сторону Дагобера.
— Чего нос повесил? — спросил меня эльф, когда коляска Морохира скрылась за поворотом. — И о чем вы там шептались с этой… Забыл, как ее зовут. Я думал, еще немного — и обниматься начнете.
— Тебе-то что до этого? — спросила я, и голос мой прозвучал грустно.
— И в самом деле — что мне до этого? — фыркнул эльф.
На том разговор и кончился.
Мы прошагали еще полдня и вышли к обрыву. Отсюда открывался великолепный вид на всю округу — внизу шумела быстрая горная река, налево в низине виднелся небольшой городок, окруженный рощами и лугами, а справа, на самом горизонте, стеной стояли черные ели.
— Нам туда! — обрадовалась я, указывая пальцем в сторону древнего леса. — Сад феи Сирени там, за этим лесом! Мы уже близко!
— Близко, — согласился Дагобер раздумчиво.