Моя прекрасная убийца [Сборник]

Грязные, измученные кошмарной ночью, мы поднялись в отель, прошли пс застланному коврами коридору в ресторан и позавтракали Точнее, завтракал я один. Франциска молча сидела напротив меня, с трудом сохраняя вертикальное положение, пила кофе и отщипывала кусочки булки.

— Я пойду к себе, Лео, — сказала она наконец.

Затем оглянулась, словно боялась, что нас подслушивают, и прошептала:

— Ты придешь пожелать мне спокойной ночи?

Я посмотрел на нее долгим взглядом. Окружающая нас действительность, казалось, перестала существовать. Мое сердце забилось, словно хотело выскочить из груди. Мед стекал с хлеба мне на пальцы.

— Да, — сказал я, — непременно!

Она поднялась и пошла к выходу. Пояс от халата, который она перекинула через плечо, свисал сзади и был похож на длинный красно-синий хвост.

Я заказал сигареты и попытался собраться с мыслями. Курил, прикрыв глаза, и снова видел перед собой восхитительное тело девушки в лодке. Боюсь, что никакие служебные предписания в мире не могут заставить тридцатилетнего мужчину превратиться в камень. По этой причине я погасил сигарету, не докурив, и отправился вслед за Франциской. В дверях я столкнулся с Бетси.

— Привет! — закричала она по-английски. — Как дела? Куда вы подевались ночью? Мы потеряли вас с Франциской!

— Пытались повторить странствия Одиссея, Бетси! — сказал я по-немецки, так как, во-первых, она понимала этот язык прекрасно и не говорила только из заносчивости, а во-вторых, я был слишком измотан и не собирался расходовать остатки душевных сил па перевод.

— I see, — сказала она, криво усмехнувшись. — Ты — вылитый Одиссей, darling! — и провела по моему подбородку пальцами, длинные ногти которых были покрыты зеленым лаком.

— Точно! — подтвердил я. — Сожалею, но мне срочно нужно позвонить…

Я принял душ, побрился, при этом сильно порезавшись, не знаю уж почему — от усталости или от волнения. Через 15 минут я стоял перед дверью комнаты Франциски. На мой стук не последовало никакого ответа. Я тихо открыл дверь. В комнате было темно из-за спущенных жалюзи. Пахло хорошим мылом и терпкими духами. Я закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке. Постепенно мои глаза привыкли к темноте. Франциска крепко спала. Ее ровное дыхание колыхало тонкую кружевную сорочку. Я осторожно вложил в руку, лежавшую рядом с кудрявой головой на подушке, акулий зуб, который она отдала мне на сохранение в ресторане. Затем забрал свой халат, висевший на стуле. В мусорной корзине я заметил окровавленную повязку из моего носового платка. Мне вдруг пришла в голову одна мысль, я взял повязку, на цыпочках вышел из комнаты, вернулся к себе и бросился на кровать. Ко всем неизвестностям и неопределенностям, переживаемым мной, добавилась еще одна: я не понимал, что испытываю, — разочарование или облегчение. Я так и не успел разобраться, что именно, — сон сморил меня внезапно.

Когда я проснулся, часы показывали три. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, почему это в три ночи вовсю светит солнце и где я вообще нахожусь. Сообразив, наконец, что к чему, я быстро оделся и пошел к Франциске, заглянул в замочную скважину и увидел, что она все еще спит.

Внизу, в холле, было тихо. За стойкой дремал портье. Рядом с рестораном, на кухне, женщина пела какую-то очень печальную песню на своем языке. На стойке лежала груда писем и газет — видимо, только что пришла почта. Немецкие газеты были, к счастью, пятидневной давности. Когда их печатали, мертвый Ладике еще не б>ыл обнаружен в своем кабинете. Я высчитал по пальцам, что сегодня — четверг. Боже мой, я находился в Иелсе всего 26 часов, а мне казалось — прошла, по меньшей мере, неделя. Первые сообщения об убийстве появились в газетах утром во вторник. Значит, до завтра, или даже до воскресенья никто не узнает, что Франциска под подозрением. По штемпелям я определил, что письма идут сада тоже 5 дней.

Директор, портье, администратор в одном лице, дремавший за стойкой, пробудился и тут же сделал вид, что просто сидел задумавшись. Затем встал и завел со мной нудный разговор по поводу потерянного весла. Я дал ему на две тысячи динаров больше той суммы, в которую он оценил нанесенный ущерб, и когда он принялся благодарить, подобострастно кланяясь, попросил выписать квитанцию — в надежде списать это на издержки ведения следствия. Во всяком случае, бюджет федерального министерства внутренних дел не особо пострадал бы. Получение квитанции заняло порядочно времени. Симпатичному югославу было не просто объяснить, несмотря на знание им двухсот одного слова по-немецки, что означает, например, формула «гостиничное имущество — весло» и для чего мне вообще требуется такая бумага.

Объясняя, я проголодался. Но на кухне не оказалось никого, кроме любительницы сентиментальных песен, оказавшейся судомойкой. Есть было нечего.