Моя страна и мой народ. Воспоминания Его Святейшества Далай Ламы XIV

Примерно в это же время Кашаг снова созвал Национальную ассамблею, чтобы оценить общественное мнение относительно угрозы, которая предстала перед нами. Один из результатов сессии Ассамблеи казался мне неприемлемым. Члены Ассамблеи решили, что китайские армии могут продвинуться к Лхасе и захватить ее в любой момент, и приняли решение просить меня оставить столицу и переехать в город Ятунг вблизи индийской границы, где мне не угрожала бы личная опасность.

Я совершенно не хотел этого делать, я хотел оставаться там, где был, и делать все, что в моих силах, для помощи народу. Но Кашаг тоже обратился ко мне с просьбой выехать, и в конце концов я вынужден был сдаться.

Этот конфликт повторялся достаточно часто, как я еще расскажу. Будучи молодым и здоровым юношей, я инстинктивно хотел разделить все опасности, которым подвергался мой народ. Но для тибетцев личность Далай Ламы чрезвычайно драгоценна, и при появлении опасности я должен был позволить народу позаботиться обо мне - пусть и в большей степени, чем я сам бы о себе позаботился.

Итак, я приготовился уехать. Перед отъездом я назначил двух премьер-министров: монаха по имени Лобзан Таши и опытного ветерана моей гражданской администрации Лукхангву. Я передал им всю полноту власти и сделал их двоих ответственными за политику правительства. Потом я сказал им, что они должны обращаться ко мне только в вопросах высшей важности.

Мои министры полагали, что, если случится худшее, я должен буду отправиться в эмиграцию в Индию, как делал и мой предшественник во время китайского вторжения 40 лет назад. Мне посоветовали послать туда небольшую часть моих сокровищ. Поэтому некоторое количество золотого песка и серебряных слитков было вывезено из Лхасы в хранилище на границе Сиккима, где они и находились в течение девяти лет. Впоследствии они нам оказались крайне необходимы.

Следующим тяжелым ударом для нас стало известие, что Генеральная Ассамблея ООН решила не рассматривать вопрос Тибета. Это привело нас в отчаяние. Мы верили в Организацию Объединенных Наций как в источник справедливости и были поражены, когда услышали, что вопрос был отложен по предложению Британии. У нас были очень дружеские отношения с Британией на протяжении долгого времени. И мы получили много пользы благодаря мудрости и опыту ряда выдающихся слуг британской короны. Именно Британия подразумевала признание нашей независимости, заключая договоры с нами как с независимым государством. Однако в настоящее время британские представители заявили, что юридическое положение Тибета не вполне ясно, и предложили считать, что даже сейчас, после 38 лет без единого китайца на нашей территории, мы все же могли быть юридически под сюзеренитетом Китая.

Отношение индийских представителей было равно разочаровывающим. Представитель Индии заявил, что он уверен, что возможно достижение мирного соглашения и сохранение тибетской автономии, и что наилучшим способом обеспечить это была идея отказаться от обсуждения этих проблем Генеральной Ассамблеей. Это было еще более жестокое разочарование, чем предыдущие новости о том, что никто не окажет нам военной помощи. Теперь наши друзья, оказалось, даже не станут помогать нам в нашей просьбе о юридической справедливости. Мы почувствовали себя совершенно оставленными всеми перед ордами китайских армий.

Конечно, оглядываясь сейчас на нашу историю, легко увидеть, как наша собственная политика способствовала тому, что мы оказались в этом отчаянном положении. Когда в 1912 году мы вернули себе полную независимость, мы были совершенно убеждены в необходимости вернуться в изоляцию. Нам никогда не приходило в голову, что наша независимость - настолько очевидный факт для всех нас - нуждается в каком-либо юридическом заверении со стороны окружающего мира. Стоило нам только подать заявление и присоединиться к Лиге Наций или к Организации Объединенных Наций или хотя бы выслать послов в некоторые из ведущих держав до того, как начался кризис, я уверен, что эти признаки государственности были бы восприняты без каких-либо сомнений и очевидная справедливость нашего вопроса не смогла бы быть затемнена, как это случилось в тонких юридических дискуссиях, основанных на древних договорах, составлявшихся в совершенно различных обстоятельствах.

Теперь нам пришлось принять горький урок, поняв, что мир стал слишком маленьким, чтобы какой-либо народ мог продолжать жить в безобидной изоляции. Единственное, что мы могли сделать, это пытаться вести переговоры, насколько это было возможно. Мы решили передать Нгабо полномочия, которые он просил. Один из двух чиновников, которых он послал в Лхасу, принял послание от меня и Кашага, в котором мы инструктировали Нгабо, что он должен начать переговоры на жестких условиях, что китайские армии не будут продвигаться дальше в Тибет. Мы полагали, что переговоры будут происходить либо в Лхасе, либо в Чамдо, где находились китайские армии, но китайский посол в Индай предложил, чтобы наша делегация отправилась в Пекин.