С учебой на юридическом факультете и политической деятельностью все складывалось прекрасно, а вот в моей личной жизни царил беспорядок. Я порвал с одной молодой женщиной, и она отправилась к себе на родину, чтобы выйти замуж за своего давнего друга. Потом произошел болезненный разрыв отношений со студенткой юридического факультета. Она мне очень нравилась, но я не считал возможным связать себя с ней брачными узами. Я почти примирился с тем, что остался один, и решил некоторое время не иметь подружки. Однажды на лекции профессора Эмерсона по политическим и гражданским правам, сидя в аудитории на заднем ряду, я заметил девушку, которую никогда не видел раньше. По-видимому, она посещала эти занятия еще реже, чем я. У нее были густые темно-русые волосы, она носила очки и не пользовалась косметикой, однако в ней чувствовались сила и самообладание, которые я редко встречал как в мужчинах, так и в женщинах. После занятий я вышел вслед за ней, намереваясь представиться. Оказавшись совсем близко от девушки, я протянул было руку, чтобы коснуться ее плеча, но сразу же отдернул. Реакция была почти физической. Каким-то таинственным образом я понял, что это будет не обычное похлопывание по плечу, что, возможно, я вступаю в отношения, которые не смогу прекратить.
В следующие несколько дней я не раз видел эту девушку в университете, но не подходил к ней. Однажды вечером я стоял в дальнем конце длинного узкого помещения Юридической библиотеки Йельского университета, беседуя с другим студентом, Джеффом Глекелом, о том, что мне необходимо поступить на работу в
Через пару дней, спускаясь по лестнице на первый этаж здания юридического факультета, я снова увидел Хиллари. На ней была длинная, почти до пола, яркая цветастая юбка. Я твердо решил побыть с ней некоторое время. Хиллари сказала, что собирается записаться на занятия следующего семестра, и я предложил ей пойти вместе. Мы стояли в очереди и разговаривали. Я считал, что прекрасно справляюсь с ситуацией, до тех пор пока мы не оказались первыми в очереди. Секретарь факультета посмотрел на меня и сказал: «Билл, что ты опять здесь делаешь? Ты ведь уже записался сегодня утром». Я покраснел как рак, а Хиллари засмеялась своим чудесным смехом. Моя уловка провалилась, и я предложил ей пойти со мной в художественную галерею на выставку Марка Ротко. Я был так взволнован и так нервничал, что совсем забыл о забастовке обслуживающего персонала университета и о том, что музей закрыт. К счастью, там дежурил охранник. Я объяснил ему, в чем дело, и предложил убрать ветки и другой мусор в саду музея, если он позволит нам войти.
Охранник посмотрел на нас, подумал и впустил. К нашим услугам оказалась вся выставка. Это было чудесно, и с тех пор я всегда любил Ротко. Осмотрев экспозицию, мы вышли в сад, и я собрал валявшиеся там ветки. Думаю, тогда я выступил в качестве штрейкбрехера в первый и последний раз в своей жизни, однако профсоюз не выставил около музея пикет, а кроме того, в тот момент я меньше всего думал о политике. После того как я закончил обещанную уборку сада, мы с Хиллари провели в нем еще около часа. Там была большая красивая скульптура сидящей женщины, изваянная Генри Муром. Хиллари устроилась у нее на коленях, я сидел рядом, и мы разговаривали. Очень скоро я положил голову ей на плечо. Это было наше первое свидание.
Следующие несколько дней мы провели вместе: просто гуляли и разговаривали обо всем на свете. В конце следующей недели Хиллари уехала в давно запланированную поездку в Вермонт, чтобы увидеться с мужчиной, с которым она встречалась. Я очень волновался. Мне не хотелось ее терять. Когда поздно вечером в воскресенье она вернулась домой, я позвонил ей.