Моя жизнь

Проблема заключалась в том, что я больше не стремился получить эту работу. Я знал, что, если уеду во Флориду, мы с Хиллари можем потерять друг друга. Хотя перспектива работы в предвыборном штабе казалась мне увлекательной, я опасался, как записано в моем дневнике, что она просто станет «способом придать официальный статус моему одиночеству», позволит мне общаться с людьми для благого дела, однако при этом между мной и ими всегда будет существовать дистанция. Между мной и Хиллари не было никаких преград. С самого начала она стала мне близка, и, прежде чем я сам это понял, завоевала мое сердце.

Я собрался с духом и спросил у Хиллари, можно ли мне провести это лето вместе с ней в Калифорнии. Сначала она не поверила, что я действительно этого хочу, поскольку знала, как мне нравится заниматься политикой и как серьезно я отношусь к борьбе против войны во Вьетнаме. Я сказал Хиллари, что люблю ее и хочу понять, сможем ли мы быть вместе, а на работу и реализацию честолюбивых замыслов у меня еще будет целая жизнь. Она немного помедлила, а потом согласилась, чтобы я отвез ее в Калифорнию. До этого мы были вместе всего около месяца.

Мы сделали короткую остановку в Парк-Ридже, чтобы познакомиться с семьей Хиллари. Ее мать, Дороти, была красива и обаятельна, и у нас с самого начала установились хорошие отношения, но отец Хиллари воспринял меня как чужака, так же, как саму Хиллари — моя мама. Хью Родэм был грубоватым, склонным к жестким формулировкам республиканцем, который, мягко говоря, относился ко мне с подозрением. Однако чем больше мы с ним разговаривали, тем больше он мне нравился. Я принял решение продолжать эти беседы, пока наши отношения не наладятся. Вскоре мы с Хиллари отправились на машине в Беркли, штат Калифорния, находящемся недалеко от Окленда, где она должна была работать и жить в небольшом доме, принадлежавшем родной сестре ее матери, Аделине. Через день-два я проехал на машине через всю страну до Вашингтона, чтобы сказать Рику Стернсу и Гэри Харту, руководителю предвыборной кампании сенатора Макговерна, что не смогу поехать во Флориду. Гэри решил, что я сошел с ума, если упускаю такую возможность. Полагаю, такого же мнения был и Рик. Вероятно, я казался им глупцом, однако те возможности, от которых мы отказываемся, формируют нашу жизнь в не меньшей степени, чем те, которые используем.

На самом деле мне было жаль терять работу в предвыборном штабе, и я предложил поехать на неделю-другую в Коннектикут, чтобы провести там организационную подготовку. Как только я нашел людей для работы в наших предвыборных штабах во всех округах, где должны были проходить выборы в Конгресс, я снова отправился в Калифорнию, на этот раз южным маршрутом, который давал мне возможность заехать домой.

Мне понравилось это путешествие на запад, включая посещение Большого каньона. Я подъехал туда поздно вечером и взобрался на скалу, выступавшую над краем ущелья, чтобы посмотреть на закат. Меня поразило, как менялся цвет скал, за миллионы лет спрессовавшихся в отчетливо различимые пласты, когда каньон стала окутывать поднимавшаяся снизу темнота.

Покинув каньон, я стремительно проехал через Долину смерти, самое жаркое место в Америке, а затем повернул на север, навстречу лету с Хиллари. Когда я вошел в ее дом в Беркли, она угостила меня моим любимым персиковым пирогом, который испекла сама. Пирог оказался очень вкусным, и очень скоро от него не осталось ни крошки. Днем, пока Хиллари была на работе, я обошел весь город, читал книги в парках и кофейнях и изучал Сан-Франциско. Вечером мы ходили в кино, местные рестораны или просто засиживались допоздна за разговорами. 24 июля мы отправились на машине в Стэнфорд, чтобы послушать Джоан Баэз, которая пела на открытой арене. Чтобы выступление Джоан могли послушать все ее поклонники, входные билеты стоили всего два с половиной доллара, что составляло разительный контраст с высокой стоимостью билетов на большие концерты в наши дни. Баэз пела свои старые хиты, и именно в тот вечер состоялось одно из первых публичных исполнений песни «Та ночь, когда они проехали через все южные штаты».

Лето кончилось, а наши отношения с Хиллари были далеки от завершения, поэтому мы решили жить вместе в Нью-Хейвене, и это явно встревожило и ее, и мою семьи. Мы нашли себе квартиру неподалеку от юридического факультета, на первом этаже старого дома по адресу Эджвуд-авеню, 21.