Моя жизнь

В 1908 году я купила в Нёйи студию Жерве с музыкальным залом наподобие часовни, а теперь переехала туда с детьми и в этой студии работала целыми днями, а иногда и ночами со своим верным другом Хенером Скене, пианистом огромного таланта и колоссальной энергии. Обычно мы приступали к работе по утрам, и, поскольку в студию, сплошь завешанную моими голубыми занавесами и освещенную дуговыми лампами, никогда не проникал дневной свет, мы не имели ни малейшего представления о том, сколько времени прошло. Иногда я спрашивала: «Вы не проголодались? Интересно, который теперь час?» И, посмотрев на часы, обнаруживали, что уже четыре часа следующего утра! Мы так погружались в свою работу, что впадали в «состояние статического экстаза», как называют это индусы.

Дети, гувернантка и няня жили в саду, так что музыка не беспокоила их. Сад был прекрасен, весной и летом мы танцевали, держа двери студии раскрытыми.

В этой студии мы не только работали, но и развлекались. Лоэнгрину нравилось устраивать там званые обеды и празднества, часто просторная студия превращалась в тропический сад или испанский дворец, сюда приходили все художники и прочие знаменитости Парижа.

Помню, как-то вечером Сесиль Сорель, Габриеле Д’Аннунцио и я сымпровизировали пантомиму, в которой Д’Аннунцио продемонстрировал большой артистический талант.

В течение многих лет я испытывала предубеждение против него из-за своего восхищения Элеонорой Дузе, с которой, по моему мнению, он поступил дурно, поэтому я отказывалась познакомиться с ним. Один из друзей спросил у меня: «Можно привести к вам Д’Аннунцио?», и я ответила: «Нет, не надо, я встречу его очень грубо».

Но, вопреки моему желанию, однажды он пришел в сопровождении Д’Аннунцио.

Мы никогда прежде не встречались, но, увидев эту экстраординарную личность, словно сотканную из света и магнетизма, единственное, что я смогла сделать, – это воскликнуть: «Soyez le bienvenu; comme vous êtes charmant!»[119]

Когда Д’Аннунцио встретился со мной в Париже в 1912 году, он решил меня завоевать. Это не делает мне особой чести, поскольку Д’Аннунцио стремился покорить всех знаменитых женщин в мире и повесить у себя на поясе, как индеец развешивает скальпы побежденных врагов. Но я оказала ему сопротивление из-за своего преклонения перед Дузе. Я решила, что стану единственной женщиной в мире, которая устоит перед его чарами. Это был героический порыв.

Когда Д’Аннунцио стремится покорить женщину, он каждое утро присылает ей небольшое стихотворение и цветок, символ этого стихотворения. Каждое утро в восемь часов я получала такой цветок, но не отступала от своего решения!

Однажды вечером (я занимала тогда студию неподалеку от отеля «Байрон») Д’Аннунцио сказал мне с особым ударением:

– Я приду в полночь.

Весь день мы с одним из моих друзей готовили студию. Мы заполнили ее белыми лилиями, цветами, которые обычно приносят на похороны. Затем зажгли мириады свечей. Д’Аннунцио был потрясен при виде студии, со всеми этими свечами и белыми цветами похожую на готическую часовню. Он вошел, а мы встретили его и подвели к дивану, заваленному грудой подушек. Сначала я станцевала перед ним, затем осыпала его цветами и расставила вокруг него свечи, двигаясь мягко и ритмично под звуки Траурного марша Шопена. Одну за другой я принялась тушить свечи, оставив зажженными лишь те, что горели у его головы и в ногах. Он лежал, словно загипнотизированный. Затем, по-прежнему тихо двигаясь под музыку, я потушила свечу в его ногах. Но когда я торжественно приблизилась к свече, горевшей в изголовье, он, собрав все силы, вскочил и с громким криком ужаса бросился из студии, а мы с пианистом, обессилев от смеха, упали друг другу в объятия.

Во второй раз я оказала сопротивление Д’Аннунцио года два спустя в Версале. Я пригласила его пообедать в отель «Трианон палас». Мы отправились туда на моем автомобиле.

– Не хотите ли прогуляться по лесу перед обедом?

– О, конечно, это было бы прекрасно.

Мы доехали на автомобиле до Марли, вышли из него и отправились в лес. Д’Аннунцио был настроен чрезвычайно восторженно.

Мы немного прогулялись, а затем я предложила:

– А теперь давайте вернемся и пообедаем.

Но мы не могли найти автомобиля. Мы попытались найти «Трианон» пешком. Мы все шли, шли и шли, но не могли найти ворот! В конце концов Д’Аннунцио захныкал как ребенок:

– Я хочу есть! Я хочу есть! Мой мозг требует пищи. Когда я голоден, я не могу идти дальше!

Я утешала его как могла, пока, наконец, мы не нашли ворот и не добрались до отеля, где Д’Аннунцио как следует наелся.