«Во всем этом безумном смятении есть лишь одна незыблемая точка опоры — верность и надежность Бога», — говорил Тилике прихожанам. Поразительные слова, если учесть, при каких обстоятельствах они были произнесены. Он уверял людей, что верность Бога не подведет никогда, и что путаница и беспорядок человеческой жизни, лабиринты истории — все пронизано прочными нитями незыблемого и неизменного Божьего замысла.
И может быть, стоя у престола Всевышнего, мы однажды оглянемся на прошедшие дни и скажем с изумлением и восхищением: «Когда я стоял у дорогих могил, чувствуя, что жизнь для меня закончилось, когда видел надвигающийся призрак атомной войны, когда надо мной дамокловым мечом нависла бессмысленная неизбежность пожизненного тюремного заключения или тяжкой болезни, — если бы я только мог тогда вообразить, что через эти скорби Бог исполняет Свой грандиозный замысел! Если бы я хоть краем глаза увидел, как посреди моих забот, бед и отчаяния созревает Его жатва, и все движется к последнему великому дню Его воцарения! Если бы я все это знал, каким невозмутимым иуверенным, каким радостным и спокойным был бы я в любых испытаниях!»
Тилике кротко указывал своей пастве на Христа, Который яснее, чем любой другой человек, видел мученья, несправедливость, зло — весь ужас, царящий на нашей многострадальной планете. Не должно ли было это знание острой болью пронзать Его сердце днем, и лишать Его сна ночью? Не должно ли было оно потрясти Его душу?
Нет, Христос оставил решение глобальных проблем на усмотрение Отца, а Сам проводил время среди людей, которые для мира сего были никем и ничем, — среди сборщиков налогов, рыбаков, вдов, блудниц. Тилике отмечает, что Иисус считал молитву, то есть общение с Отцом, более важным делом, чем общение с людскими толпами. Ради того чтобы провести время с Отцом, Иисус удалялся от людей. «Но именно благодаря этому Он находил время и для людей — ведь все время принадлежит Его Отцу. И благодаря этому от Иисуса исходит мир, а не беспокойство. Ведь верность Бога уже сияет над миром, подобно радуге: Иисусу не надо зажигать ее самому — Ему достаточно ходить под ней».
Те, кто следует за Христом, тоже верят, что Божья верность, подобно радуге, сияет над всей землей, и лучшее тому доказательство — Сам Спаситель, принесший Себя в жертву ради нас. Бывают времена, как у Тилике в Штутгарте (и как у Христа в Гефсимании и на Голгофе), когда эта вера проверяется на прочность. Когда такие периоды бывают у меня, я молюсь со слезами отчаяния, погруженный во тьму, но стараюсь верить, что настанет час, и небесный свет многоцветной радугой озарит для меня картину мира, а моя вера возродится и окрепнет. Когда же дела идут хорошо, мне, как ни странно, приходится прикладывать больше усилий, чтобы поддерживать отношения с Богом и полагаться на Его заботу обо всех мелочах моей жизни.
Я молюсь, веря, что, как это ни поразительно, Бог желает постоянного общения со мной. Я молюсь, веря, что по замыслу Божьему молитва — это способ преодолеть пропасть между мной и бесконечностью. Я молюсь, чтобы войти в поток Божьей благодати, исцеляющей этот мир. Я молюсь, как дышу, — потому что иначе жить невозможно. Молитва едва ли может быть совершенным способом общения — ведь я, несовершенное материальное существо, находящееся в несовершенном материальном мире, пытаюсь вступить в контакт с совершенным духовным Существом. Некоторые молитвы остаются без ответа, ощущение Божьего присутствия то исчезает, то появляется вновь, и я часто ощущаю, что загадок больше, чем ответов на них. Тем не менее, я продолжаю молиться. Вместе с апостолом Павлом я верю, что «теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор 13:12).
В Откровении Иоанна Богослова описано время полного примирения с Богом, когда «Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Отк 21:3,4). Откровение говорит, что в горних обителях не понадобятся ни Луна, ни Солнце, потому что свет там будет исходить от Самого Бога. Из всех описаний дивного небесного мира именно ЭТОзаставляет меня застыть в изумлении. Я настолько привык ук рываться от непосредственной близости Бога, настолько привык к притворству и борьбе в молитве, что даже отдаленно не могу представить себе ничем не ограниченное присутствие Бога.