Молодость

Затопали шаги, открылась дверь, и я увидел Шуру. Надежда в ее глазах сменилась на еще большую надежду, как будто я не принес ей, чего она ждала, но мог принести что-то другое: большее, меньшее, что угодно, как будто я был хозяин ее надежды.

– Вы меня не помните? – и понял, что это глупо, я же был тогда ребенок.

– Нет, – сказала Шура.

– Мы у вас макулатуру еще просили.

Шура сказала:

– К нам пионеры приходили, но это давно было.

А потом добавила:

– Днем еще.

Она сильно постарела, но легкое девичье платье выглядело почти новым.

– Мне интересны старые газеты, – зачем-то сказал я, – у вас есть?

– Есть, проходите, пожалуйста.

Кира и Галя сидели неподвижно, глядя перед собой на стену со стеллажами.

– Мне… Мне что-то из газет, старое, – сказал я.

Кира отмерла и сказала:

– Вот, справа, видите? Там снизу за апрель – май.

Я вытащил пару газет. «Десятое апреля тридцать седьмого года, одиннадцатое…»

– Вы не подскажете, какой сегодня день? – спросил я.

– Десятое сентября тысяча девятьсот тридцать седьмого года, – хором ответили сестры.

– А вы… Вы чего-то… ждете?

– Ждем, – сказали они, – мы обещали.

Я уселся со стопкой газет напротив.

– Я… Как бы… С теми пионерами… Из кружка фантастики. Руководитель.

– А! – сказала Шура. – Здорово. Жюль Верн!

– Герберт Уэллс, – добавила Кира.

– Сейчас две тысячи десятый год, – сказал я, – это правда.

Сестры молчали.

– Хотите, расскажу?

– Война Миров, – сказала Кира, и я это расценил, как положительный ответ.

Я рассказал про Перестройку, про то, что Советский Союз распался, что страна была какое-то время во власти криминальной неразберихи, но теперь, слава богу, восстанавливается, структуризируется, благодаря позитивным силам, к которым я тоже имею непосредственное отношение, так как являюсь самым настоящим помощником депутата. Рассказал про чеченские войны, про то, как русские стреляли в грузин и – наоборот. Про то, что дружбы народов теперь нет, что, когда во время Великой Отечественной войны русским было плохо, их приняла и дала выжить Средняя Азия, а теперь, когда плохо людям из Средней Азии, русские обо всем забыли и не очень-то их гостеприимно встречают.

Помолчали. Через какое-то время Кира сказала:

– Вы не бойтесь, мы никому не скажем.

А Шура добавила:

– Руководитель…

А потом они вместе сказали:

– Честное комсомольское.

Прислоненные к хрустальной вазе, на столе стояли портреты родителей: папин – с шашкой и на лошади, мамин – с курсов Красных медсестер и совместный, свадебный – в овале. А рядом лежала фотография женихов: Коли, Пети и Вани. Непонятно откуда бивший луч прожег на карточке небольшое отверстие, и теперь над головами братьев, посередине паркового пруда, красовалась опаленная по краям черная дыра.

– Сколько же вы будете еще ждать?

Старушки не ответили. И я подумал, что, конечно же, это совсем другое поколение. Ведь они тоже были простые девушки, но когда поняли, что час пробил, что это их Ожидание, просто сели и стали ждать, и будут ждать столько, сколько нужно, и переживут и этот неподвижный дом, и меня, проходящего мимо, гордящегося своей возможностью проходить. Конечно, ни я, ни кто-то из моего класса так не смог бы…

– Мы вас через черный ход выпустим, – сказала Шура, – чтобы никто и ничего. Будете, как в фантастике – Человек-невидимка.

Я последовал за ней, но вдруг сказал:

– Да нет же! Зачем как невидимка? Что, сейчас тридцать седьмой год? – и пошел к обычному выходу. – Я хочу, как человек, нормально спуститься.

– А не боитесь? – спросила Шура.

Я подумал немного и ответил:

– Нет.

Я давно не говорил такого хорошего «нет».

Вышел на лестницу. Замерев, неподвижно глядя на дальние микрорайоны, у окна стояла женщина в синей юбке и белой рубашке с пионерским галстуком. Я стал рядом и тоже посмотрел вдаль. Желтая листва отражалась в стальных куполах цирка, пахло первыми осенними кострами, дул ветерок.

– Горохова? – спросил я, не поворачивая головы.

Я вдруг вспомнил испуг Анечки – тогда много лет назад, как она была готова ждать сколько угодно, лишь бы не идти в квартиру. И когда я спросил: «Ты ведь подождешь, Горохова?», – она посмотрела мне в глаза и пообещала ждать. Но она не сказала: «Обещаю», а просто сказала:

– Да.

2010

Волшебная утка

Давным-давно в одной стране, в небольшом белом городке у моря, жила самая красивая на свете девушка. В другом конце этой же страны, у подножия высоких гор, жил самый храбрый на свете юноша, и по старинному преданию они должны были встретиться, когда самый бывалый на свете моряк закурит волшебную трубку.

Волшебная трубка была сокрыта от людей в самом дремучем на свете лесу, ее охраняла злая колдунья, и заполучить ее можно было только в самую морозную зимнюю ночь, когда колдунья засыпала накрепко.