Молодые люди

Наташа быстро сбежала по узенькой железной лесенке к площадке перед сценой. Здесь уже собрались Кот в сапогах и Кошечка в белой кокетливой шапочке с ушами, толстый, раскачивающийся на ходу Людоед, вооруженный длинным ножом, и с ним десятка полтора ребятишек из хореографической школы, самый маленький из них будет изображать Мальчика-с-пальчик, Волк и Красная Шапочка с корзинкой на согнутой руке тоже тут — все персонажи из сказочного дивертисмента в последнем акте.

— Здравствуй! — подошел к Наташе Румянцев, Голубая птица.

— Здравствуй! — примирительно улыбнувшись ему, ответила Наташа, принцесса Флорина.

— В большой ложе сегодня полно. Тебе говорили? Польская правительственная делегация и все наши руководители… А в директорской сидит Сатрап, весь спектакль смотрит сегодня.

Наташа молча кивнула, подумала: «И Толя там!»

— Что ты шепчешь? — спросил Румянцев.

— Ничего… Так… Я говорю: ни пуха, ни пера!

Когда занавес раздвинулся, Наташа из-за кулис высмотрела в золотисто мерцающей высоте Толю, увидела налево возле самой сцены и Юрия Михайловича, Сатрапа, — он сидел в директорской ложе строгий, насупленный, с плотно сжатыми злыми губами, — оглядела и густо заполненную правительственную ложу с иностранными гостями… Но вот все ближе, ближе надвигалась пора дуэта. И уже ни о чем другом не помнила Наташа, кроме своей Флорины, ничего не слышала, кроме музыки… Сейчас начнется… Началось!

Флейта и кларнет перекликаются двумя мелодиями. Обе мелодии изукрашены пассажами. Вся многообразная сила оркестра, аккомпанируя солирующим инструментам, стелет глубокий, низко рокочущий фон из одной и той же все повторяющейся музыкальной фразы. Кажется — две быстрые, прихотливо извивающиеся серебристые змейки плетут сверкающие узоры по темному бархатному ложу.

И с чувством блаженного слияния с оркестром, с малейшими замедлениями и убыстрениями темпа, принцесса лепит пируэты, арабески, батманы, то увлекая за собой птицу, то подчиняясь ей и следуя за нею. Летучий свист флейты и легкие, певучие, нежнейшие фиоритуры кларнета зеркально отражаются на сцене в зримых образах, трансформируются в пластические узоры, слитные, сотканные из виртуозных движений, за которыми, однако, нельзя почувствовать ни малейших усилий.

Принцесса Флорина — олицетворение женственности, всей поэзии любви и преданности — поет непринужденными и четкими пластическими рисунками тела своего о том, как прекрасен человек.

С многочисленных подковообразных выгнутых этажей-ярусов, из длинных параллельно удаляющихся в глубину линий партера хлынул радостно отдавшийся в сердце, волнующий шум. После каждой из вариаций — мужской и женской — он все усиливался, все нарастал. А когда классический дуэт завершился блистательно исполненной кодой, праздничный гром в зале долго не смолкал, задерживая движение спектакля…

Счастливая, сияющая, с крупными, выступившими над слоем грима каплями пота Наташа подымалась по железным ступенькам лестницы обратно на этаж с артистическими уборными. Не торопясь она снимала с лица грим, освежилась одеколоном, медленно потом переодевалась, складывала аккуратно свои вещи в чемоданчик. Снизу все еще доносилась музыка. Торопиться было некуда. Окончится спектакль, а публике еще минут пятнадцать — двадцать толпиться у вешалок… Толя не сразу поспеет к артистическому подъезду.

Все рассчитала Наташа, но никак не могла предугадать, что Юрий Михайлович, сам он, Сатрап, представлявшийся ей главным препятствием на ее театральном пути, — он придет по окончании спектакля за сцену, будет искать ее, будет долго благодарить ее…

— А чем вы не угодили Александру Леонидовичу? — с внезапной озабоченностью спросил он.

— Не знаю… Об этом, думаю, лучше у него самого спросить… Вон он! — набравшись решимости, шепнула она Сатрапу, увидев Румянцева, направлявшегося через фойе к выходу. — Позовите его! — все так же шепотом взмолилась она.

И мгновение спустя Румянцев должен был оглянуться на оклик.

— Вот! — сказал и ему худрук балетной труппы, слегка поклонившись в сторону Наташи. — Специально пришел поблагодарить: превосходная Флорина!

Румянцев вежливо улыбнулся худруку, — да, он тоже находит сегодняшнее исполнение Флорины весьма удачным.

— Было бы что танцевать, товарищ Румянцев! — дерзко и весело объявила она. — А уж я справлюсь, и вы это отлично знаете.

Румянцев покосился на худрука с особой, иронической усмешкой, молчаливо приглашая его убедиться, как иной раз от малейшего успеха, от первой же неосторожной похвалы у нынешней молодежи начинает кружиться голова. Но Юрий Михайлович столь же молчаливо отверг этот призыв к осуждению юности, он ответил заслуженному мастеру классического танца упрекающей гримасой, а к ней, к начинающей артистке, вновь оборотился с уважением и заинтересованной выжидательностью: может быть, молодая танцовщица хочет еще что-нибудь сказать?

Все вместе продолжалось какую-нибудь секунду, но Наташа успела уловить малейшие оттенки этого мгновенного и немого обмена мыслями. Ничего нового сказать она не пожелала, и тогда худрук приободрил ее еще решительнее: