Молодые люди

— Вероятно, вы правы, — заметил он. — Во всяком случае сегодняшняя ваша Флорина безупречна.

— Спасибо, — озаряясь гордостью, поблагодарила Наташа и решилась пожаловаться: — Но Флорина — единственный свет в моем окошке, Юрий Михайлович! Да и ту я танцевала сегодня первый раз в сезоне.

— Почему же прекратились репетиции «Бахчисарайского»? — спросил худрук, обращаясь уже к Румянцеву.

— Я объяснял вам.

— Простите, запамятовал… Что у вас там не получилось?

Румянцев с сожалением, с огорченной и сочувственной ужимкой, как человек, поставленный в крайне затруднительное положение, ответил:

— В свое время, Юрий Михайлович, я докладывал вам подробно, а сейчас, извините, и сам уже не помню.

— Но все-таки, хотя бы в самых общих чертах, — решительно потребовала Наташа. — Я ничего не знаю, а я вправе знать.

Румянцев уже без тени недавней снисходительности, спокойный и надменный, пожал плечами. Обращаясь только к заведующему балетной труппой, точно Наташи здесь и не было, он сказал с достоинством:

— Вы, конечно, помните, я сам хлопотал, чтоб Субботиной дали роль. Это была моя инициатива. Я работал добросовестно. Могу сказать — не жалел ни времени, ни сил… Но!.. — Он повернулся к своей бывшей партнерше. — Извини, Наташа, тебе еще рано выступать в главной роли… Не получилось!

— Но что же именно? Что не получилось? — вспыхнув всем лицом, настаивала она. — Скажите, Александр Леонидович — что у нас с вами не вышло?

Глаза ее, как всегда после грима, особенно жарко сверкали, пылали щеки.

— Я хорошо запомнила все, что вы говорили мне о моей Марии. По-видимому, Юрию Михайловичу вы сказали совсем другое?

Она понимала, что именно сейчас, в эту минуту, вот в этой нечаянной очной ставке с Румянцевым перед заведующим труппой, решается ее будущее. И, понимая это, она боролась настойчиво, решительно, отчаянно, — от тайных, понятных только одному Румянцеву угроз, прибегла к столь же скрытным примирительным убеждениям.

— Ну, Саша! — пересилив себя, она назвала его прежним, товарищеским именем и почти умоляюще взглянула на него. — Забудем всякие глупости и обиды…

— Вот что, товарищи! — вмешался худрук со своими обычными твердыми, хозяйскими интонациями в голосе. — Вы доверьтесь оба моему арбитражу. Назначим новую репетицию, я приду посмотрю… И мы тогда с вами вместе, Александр Леонидович, окончательно обсудим, решим… Согласны?

Румянцев с легкой улыбкой смотрел себе под ноги. Наташа теперь жадно следила за ним, она мысленно внушала ему: «Одумайся Саша!.. Не может быть, чтоб ты сам не стыдился всего, что говоришь… Да ну же, Сашка!.. Будем опять работать вместе, и я все забуду».

Фойе опустело. Лишь изредка через зал пробегали последние, задержавшиеся после спектакля артисты.

— В театре у нас три Гирея, — лениво цедя слова, произнес наконец Румянцев. — Признаюсь, я не вижу оснований менять свое решение. Но вы, Юрий Михайлович… если вам так сильно хочется… вы можете сделать пробу с любым из двух остальных Гиреев. Желаю успеха!

Он откланялся и ушел.

«Конец! — поняла молодая танцовщица. — Это конец! Я проиграла свое сражение… Какой Румянцев негодяй!» Она стояла перед худруком с низко опущенной головой.

— Пойдемте, — услышала она и почувствовала, как Сатрап притронулся к ее локтю.

Они медленно двигались знакомыми лестницами, переходами, коридорами. Оба молчали. И только там, где ему надо было свернуть к своему служебному кабинету в боковом подъезде, он взял ее за руку, сказал:

— После сегодняшнего спектакля я уж нисколько не сомневаюсь в вас. Может быть… да нет, не «может быть»! — поправился он. — Я твердо уверен: что у вас не получилось с Румянцевым в прошлом году, безусловно получится в этом сезоне! Вот увидите!

Но Наташа от этих его слов пришла в необъяснимое, непостижимое бешеное неистовство. Она лишилась даже дара речи от возмущения и только бурно, негодующе мотала головой.

— Да что с вами? — воскликнул он, невольно отступая на шаг, но не выпуская ее руки. — Ну, полно, полно… Александр Леонидович, конечно, зря сегодня так заупрямился, и я понимаю, как это обидно… Но все-таки, все-таки не надо преувеличивать… Я уверен, что и сам Александр Леонидович…

Он принужден был умолкнуть, не закончив фразы, — таким гневом и отвращением были полны ее глаза.

Он выпустил ее руку, и она побежала прочь, побежала так стремительно, точно боялась погони за собой.

7. Так надо!

Наташа выскочила за дверь служебного подъезда, огляделась влево, вправо, — Толи уже не было.

Ушел! Не дождался…

Прямо против крыльца на той стороне улицы за многослойной кисеей густо падающего снега светилась одна из просторных витрин универмага с пестрыми, волнисто раскинутыми шелками. Густой снегопад ничуть не скрывал многоцветной витрины и придавал ей еще больше привлекательности.

Ушел Толя… Машины пробегали мимо, и в качающемся на бегу свете их фар метались озаренные и точно испуганные пушинки.

Постояла Наташа на крыльце, глубоко вздохнула, потом улыбнулась собственным мыслям и медленно двинулась в путь.