Море

Они посмотрели на небо, как люди, потерпевшие кораблекрушение. Над ними поблескивала Большая Медведица, но ведь Большая Медведица видна и в Балашадярмате и в Папе.

— Мы пришли в лес с востока и должны выйти с западной стороны.

— С какого востока, с юга…

— Скорее бы наступало утро, авось, что-нибудь придумаем.

На следующий день они никак не решались пускаться в опасное путешествие, но вечером, падая от голода и усталости, все же направились вниз по склону горы. На колокольне пробило полночь, когда они вошли в деревню. Ой, до чего же одинаковые и незнакомые здесь дома! Кто знает, к каким людям постучишься, к хорошим или плохим. Если бы найти стог соломы, можно было бы спрятаться в него. А может, забраться на чердак? Там тоже холодно. Собаки услышат, поднимут хозяев. А откроют ли им дверь на стук? Впустят ли в дом?

— Эх, куда-то надо же заходить. Назови быстро цифру.

— Пять.

— Постучали в пятый дом.

Это был красивый, приветливый каменный дом. На крыше, как сахарная пудра на сказочном доме — медовом калаче, белел снег. У ворот они даже звонок увидели, и, когда нажали кнопку, он весело задребезжал. Наверное, здесь живет врач или нотариус. Теперь уже все равно. Дверь открыла обходительная служанка. Она повела их на кухню, поставила перед ними миску картофельного супа и сказала, что сейчас позовет хозяина.

Лежанка еще не успела остыть, от желтого пламени керосиновой лампы на стене вырисовывались причудливые драконы. На краю печи потягивалась кошка с изумрудными глазами. Пришельцы рады были стащить промокшие ботинки, похлебать горячего супа. Все вокруг нагоняло сон; им хотелось отдаться неге и забыть обо всем на свете.

Сидя рядом плечо к плечу, Ферко и Имре уже храпели, когда в кухню вошли два жандарма и два нилашиста. В первый момент дезертиры даже не понимали, что от них требуют. Путаные обрывки сновидений после двухдневных мытарств и волнений все еще мутили их сознание. Только тогда они пришли в себя, когда босиком снова побрели по снегу.

Один из жандармов молчаливо и важно расхаживал позади всех. Другой — молодой, краснощекий, с бравыми усами, похожий на киноактера — подталкивал парней прикладом винтовки и громко ругался. Весь в черном, приземистый нилашист, безобразный с виду сморчок, держал винтовку наперевес и за всю дорогу не произнес ни единого слова, а только ухмылялся. Но его ухмыляющаяся физиономия с косыми глазами и отвратительными зубами досаждала им больше, чем ругань и пинки жандармов.

— Знаете, паршивцы, куда мы вас ведем? На виселицу. Расстрела вы недостойны, это для настоящих господ. Я бы для вас и веревку пожалел, подлое большевистское отродье, бросил бы в Хернад, да так, чтобы и кишки наружу повылезли.

Они прошли вдоль всей деревни. Уже светало, когда их привели к какому-то длинному зданию.

На стене ветхого строения висела облупившаяся вывеска; «Начальная народная школа». У ворот стояли вооруженные жандармы и нилашисты. Они втолкнули обоих мальчиков в какой-то полутемный сарай с заколоченными окнами.

Школьная комната была превращена в тюрьму: парты из нее вынесли, пол застелили соломой. На грязной соломе валялись пойманные дезертиры, бойскауты. Класс был набит битком. Завернувшись в рваные шинели, на иолу лежали, спали, стонали арестанты. Тощий молодой мужчина, нагнувшись к щели в заколоченном окне, что-то старательно шил. Ферко и Имре то и дело наступали на чьи-то руки и ноги, пока наконец привыкли к темноте.

Вдруг кто-то схватил Ферко за рукав.

— Иди сюда, возле меня есть место. Товарища тоже веди за собой.

— Спасибо.

— Очень есть хочешь?

— Суп ели ночью, но мало…

— Могу угостить рафинадом. Хотите?

И он достал из газетной бумаги два кусочка сахара; один отдал Имре Немету, а другой Ферко Чаплару.

— Большое спасибо.

— Здесь кормят не очень сытно.

— Ты давно уже здесь?

— Третий день.

— За что?

— Не спрашивай! Бежал.

— Из бойскаутов?

— Нет. Из трудового лагеря.

— Ты еврей?

— По вероисповеданию католик, но родители, до того как перейти в христову веру, были евреями.

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

— И как же ты бежал?

— Нас везли в Австрию. В пяти километрах от Шопрона загнали в какой-то обнесенный колючей проволокой лагерь. На часах стояли солдаты и иилашисты. Они отобрали у нас исправные ботинки, не давали есть, били. Однажды вечером устроили большую облаву. Бежал какой-то парень, но его не нашли. Тогда я тоже решил попытать счастья.

Ферко съел подаренный кусочек сахара и, обмякший, сидел на шинели, которой поделился с ним незнакомый юноша. Одной рукой он сжимал руку Имре Немета, а другой держался за плечо нестроевика.

— Ты хочешь спать?

— Нет. Рассказывай дальше, — пробормотал Ферко сквозь сон. Шепот товарища придавал ему смелости, он не чувствовал себя таким потерянным в этом мрачном, грозном мире.