Море

Еще одно воспоминание хранила Агнеш о Каталин Андраш, более давнее и довольно-таки курьезное.

В квартире Чапларов стоял под кроватью ящик с книгами: роман «Золотой человек» Йокаи, старые номера журнала «Театральная жизнь», «Зов джунглей» Джека Лондона, две книги сказок, стихи Петефи и много томов неизвестных авторов и со странными названиями. «Не смейте брать книги из ящика, — повторял старый Чаплар. — Если попросите, я сам дам, мне лучше знать, что вас интересует». Если бы отец не запрещал, Агнеш, может быть, и не подумала бы лезть в ящик. Как-то раз, когда у нее в гостях была Кати Андраш, Агнеш, которой было четырнадцать лет, возьми и похвастайся книгами. «Хочешь почитать?» «А можно?» «Как же. Они наполовину мои, отец разрешил, могу читать, что захочу, — приврала Агнеш. — Хочешь эту?» «Ладно, спасибо». Рано утром следующего дня Кати принесла книгу обратно. «Аги, посмотри, — и она раскрыла завернутый в лощеную бумагу томик на первой странице. — Читай: «Пресмыкайся, госпожа Хорги…» Господи. Агнеш выронила из рук книгу и, подавляя в себе страх, посмотрела, как она называется. Деруо Белени, «Книга страданий». «Спрячь ее скорее на место, — прошептала Кати Андраш. — И бежим в школу».

Давно уже забыт этот случай, и сегодня Агнеш переживала его снова. В ту пору она ночи не спала, все пыталась разгадать тайну ящика и то, что думала о них Кати Андраш. А если бы она дала книгу другой своей подруге, скажем, Буци Хорват, не донесла бы та на нее классному руководителю? И что бы тогда произошло с отцом? Ведь это же оскорбление Хорти!

Агнеш и не заметила, как дошла до улицы Ваш. У входа по-прежнему висел список жильцов, написанный неразборчивым, корявым почерком. Но, к счастью, в верхнем ряду она все же с трудом прочла: IV этаж, квартира № 4, Андраш.

Она позвонила, ей открыла низенькая, седоволосая женщина. Рукава ее темно-синего фланелевого платья были засучены до самых локтей. Старушка впустила Агнеш в прихожую и воскликнула:

— Ну кто бы мог подумать! Маленькая Чаплар… Как ты выросла, сокровище мое! Извини, не могу тебя обнять, только что мыла посуду. Кати, Катика, гостья пришла!

Длинная прихожая, коричневые двери, тетушка Андраш — все это сразу успокоило Агнеш и напомнило домашний уют. В крайней двери показалась взлохмаченная белокурая голова Кати, и тотчас раздался ее радостный возглас:

— Вот это сюрприз! Это мило с твоей стороны. Ты пришла как раз кстати, если любишь жареную картошку.

Агнеш никогда не нравилась старомодная мебель, но в квартире Андрашей царил какой-то особый уют. Простая, дешевая, лакированная мебель темно-коричневого цвета, какую можно видеть в любой витрине магазина, но покрытая красивыми салфетками, изящные стеклянные вазы с букетами цветов. И вся квартира, тяжелое плюшевое покрывало на диване, кружевные занавески на окнах и даже томик Петефи на маленькой этажерке, казалось, были пропитаны ароматом айвы и орехового листа.

В комнате сидел молодой человек лет двадцати восьми. В первые минуты Агнеш думала, что это старший брат Кати. Она чуть было не проговорилась, но вовремя заметила на комоде фотографию Йошки Андраша в черной рамке… Молодой человек поднялся и представился:

— Доктор Иштван Ач.

— Лучший друг нашего покойного Йошки, — произнесла Кати и, чтобы положить конец расспросам, сразу же добавила: — Ты, конечно, помнишь моего брата Йошку, он погиб, бедняжка.

Агнеш не знала, что ей сказать. Она вспомнила, что была здесь в последний раз после смерти отца Кати.

Кати, как подобает любезной и внимательной хозяйке, вертелась возле гостей.

— Хочешь помыть руки? Подожди, я принесу горячей воды из кухни. Ванная у нас существует только для украшения: продырявилась, бедняжка, а до конца войны вряд ли удастся приобрести новую.

Кати принесла мыло, чистое полотенце и, оставшись в ванной наедине с Агнеш, тихо сказала:

— Что бы с тобой ни случилось, при Пиште можешь говорить спокойно.

— Откуда тебе известно, что я пришла именно из-за этого?..

— Догадываюсь.

— Мне так стыдно… я столько лет ни разу не заглянула к тебе.

— Пустяки, Агнеш. Я тоже не забуду…

Агнеш перестала вытирать руки и уставилась на подругу.

— Что?

— Не помнишь?

— Нет… ей-богу, не помню.

— Когда болел мой отец, ты каждый день клала в мою парту хлеб с маслом.

— Я не помню. Клянусь, не помню.

Кати Андраш покраснела.

— А я тебя подстерегла. Ты всегда задерживалась в классе во время десятиминутной перемены и клала мне в парту бутерброд. Он мне тогда был как нельзя кстати… я относила его домой.

— Право же, ничего такого не помню, — ответила Агнеш и покраснела как маков цвет; теперь ей и впрямь что-то припоминалось. — Ведь прошло девять лет… Зато я не забыла, как ты мне вернула книгу.

— Какую книгу? — на сей раз удивилась Кати, затем громко засмеялась: — Хорошо, если забывается то, что даешь, а помнится, что получаешь…

Агнеш все еще вытирала руки, хотя они были совершенно сухие. Черт возьми! Неужто придется просить убежища за то, что она когда-то давала Кати хлеб с маслом? Нет, она не станет рассказывать, в какую беду попала? Пусть будет, что будет…