Москва и жизнь

Партия, привыкшая к грандиозным замыслам, недолго думая, чтобы придать вес государственной программе, назвала ее «проектом переброски северных рек». Это никакая не переброска рек. Предлагалось часть весеннего паводкового стока одной реки в Северный Ледовитый океан переправить через холм высотой всего 100 метров и канал в наши российские области и в южные республики, страдающие от засухи. Всего 5–7 процентов от общего стока.

Я контактировал с выдающимся специалистом в области водоснабжения Полад-Заде, министром мелиорации и водного хозяйства СССР, и он мне раскрыл суть проблемы. Я изумлялся тогда, когда узнал, что в Советском Союзе отменили этот проект. И еще больше изумляюсь в настоящее время, когда мы можем продавать эту воду суверенным государствам Средней Азии, продавать как нефть.

В отличие от невозобновляемой нефти вода — ресурс возобновляемый. Я просчитал, что затраты в 15–17 миллиардов долларов на эту гидротехническую систему окупились бы за 5 лет. А потом веками получаешь прибыль.

Тогда наши сибирские писатели поднялись на защиту родной реки, увидев в предложенном проекте чуть ли не ограбление России, ущерб природе всей Сибири. Если черпаешь воду ведрами, никакого ущерба реке не причиняешь. И климату вреда никакого. Уменьшив на 5–7 процентов сток теплой воды Оби, только поможем Ледовитому океану.

Вернусь к теме этой главы — выборам президента России в 2000 году и моей позиции. Когда Борис Ельцин по закону третий раз не мог баллотироваться, произошло много драматических событий.

«Крестный отец Кремля» Березовский тогда еще не утратил былого политического влияния. Озабоченный защитой своего капитала, он искал вместо уходящего на покой больного президента фигуры, способные его заменить. Сам Борис Абрамович ясно понимал, что ему, замешанному в громких скандалах, выдвигать свою кандидатуру на роль главы государства бесполезно. Поэтому подбирал человека, на которого бы мог опереться и тот заменил бы ему Ельцина в Кремле.

Борис Абрамович посещал меня в здании мэрии Москвы на Тверской, мы встречались с ним и беседовали в моей рабочей комнате за чашкой чая. Он тому, кого собирался убрать с дороги, предложил ни больше ни меньше роль премьера с последующим выдвижением на пост президента.

При этом поставил два условия. Первое — не трогать после сложения полномочий Бориса Николаевича и его семью. Это правильное предложение, которое пришлось мне по душе. Давно пора создать цивилизованные условия передачи власти, не уподобляться Хрущеву, которые облил грязью Сталина. По его примеру, придя к власти, поступали другие лидеры партии. Брежнев поносил Хрущева. Горбачев в свою очередь Брежнева. Ельцин не пощадил Горбачева. Это условие Березовского я принимал.

Но на втором условии — не трогать результаты приватизации — мы с Березовским не сошлись. Я ответил, что всегда выступал против этого безумия и не могу поступиться принципами.

На этом мы расстались, и он начал искать другую кандидатуру в преемники Ельцина.

Во время поездки в Лондон в 1998 году я публично заявил, отвечая на вопросы журналистов:

— Если я буду видеть, что претенденты на пост президента не несут необходимых государственных позиций, которые обеспечат России стабильность и процветание, я вступлю в борьбу.

Если увижу, что на этом поле все спокойно и есть достойные претенденты, выберу одного из них и буду его поддерживать активно.

Вернувшись в Москву, я начал формировать новое движение, партию «Отечество», и защищать столицу от последствий августовского кризиса, недавнего дефолта.

Партия шла на выборы президента России, роль которого предназначалась в случае победы не мне, а Евгению Максимовичу Примакову, проявившему себя не только ученым, востоковедом, избранным действительным членом Российской академии наук. Его чтили в военной разведке, чьим шефом успешно состоял. После обвала рубля Примаков умело руководил правительством России и вывел ее из кризиса. Он хорошо понимал, как и я, что принесли народу «обвальная приватизация» и «шоковая терапия».

К тому времени мои отношения с Борисом Николаевичем Ельциным ничем не омрачались. Они сложились хорошими после двух боевых испытаний в 1991–1993 годах в борьбе с ГКЧП и Верховным Советом РСФСР, вызывая зависть у окружения президента.

Все круто изменилось после того, как Ельцин услышал мое выступление в Совете Федерации в защиту Генерального прокурора Юрия Скуратова. После дефолта он начал расследование деятельности крупных чиновников. Они подозревались в игре на рынке, которая привела экономику России к катастрофе. В их числе Генпрокурор назвал Чубайса, «молодых реформаторов», вице-премьера, бывшего министра иностранных дел, заместителя министра финансов, а также Татьяну, дочь Ельцина.

Получив от генерального прокурора Швейцарии сведения об отмывании денег в банке этой страны, Скуратов возбудил уголовное дело против чиновников Управления делами Президента по подозрению во взятках за контракты на реконструкцию Кремля.