Мост

Тут снова забежали брат с Айреном, принесли какие-то мешки и сложили в коридоре. Брат осмотрел устройство для копирования и осторожно спросил, что я собираюсь делать с этой совершенно белой бумагой. Да-да. Мы позвали мичмана – и тот тоже не видел карты. Я рассказал им, что карта с защитой… И вдруг Ванг аж затрясся.

– Серьезно? Вся бухта? С Горой и мысами?

– Да, конечно.

– Ты можешь сделать отдельно, для нас, копии верхних гряд обоих мысов? Я облазил уже все доступные библиотеки, Жур сейчас сидит в какой-то частной, то ли найдет что, то ли нет. А она вот она.

– Оба мыса. Верхняя часть, – задумался я, – так, тут только Юг сейчас открыт, дай посмотрю… Карту нарисовать можно, это, думаю, займет дней пять. Но. Тебе зачем? Ты хочешь выбрать дорогу на Гору?

– Конечно.

– По Югу не пройти точно, тут, э-э-э, ох, тебе же не видно, – сказал я с досадой и побарабанил пальцами по стеклу, – тут в двух местах трещины… – я взял с полки линейку, – одна сажени три, другая около пяти саженей, и они обе до воды. И вот здесь обрыв, м-м-м, сейчас посчитаю, ну, видимо, большой, смотри… Так, то есть ладно, не смотри, что толку… Большой обрыв, на три линии, а линия ставится на сажени две-три в высоту.

– Обрыв мы пройдем, – нетерпеливо ответил брат, – а вот трещину – не знаю, я так не понимаю, без карты. Нарисуй, штурман. Очень нужно.

Как они ушли, я не видел. Вечером обнаружил, что вся посуда перемыта, воды натаскан полный бак и на столе стоит под каким-то старым одеялом горшок с густой ухой.

Наутро я вспомнил, что собирался вывесить за окно погреться на солнышке всю связку белых фонарей. У меня их пять. Обычно хватает, я же не сижу ночами напролет, а белого фонаря, настроенного на яркое свечение, хватает на полтора-два часа. Одни лежат возле стола и ждут вечера, другие висят за окошком, набираются солнечного света.

Или вам надо объяснить, что такое белый фонарь?

Это шар, полупрозрачный, небьющийся. Кто-то говорил мне, что они сделаны из того же материала, что и Мост, но Мост-то черный, а белые фонари потому и белые, что дымка в них белая. Ну и светятся они чисто белым, полуденным светом. На хороших домах обычно висит белый фонарь перед дверями, настроенный на половинное свечение. Как стемнеет – начинает светиться. После пасмурных дней белого фонаря хватает совсем ненадолго, а вот короткую летнюю ночь он может светить всю. Еще их как-то заряжают бонефикусы, это недешево, но тогда фонарь может ярко гореть в темное время и не тускнеть к утру по нескольку месяцев. Потом надо опять заряжать или терпеть, что светится не всю ночь, а только вечером.

Но перед домами вешают большие фонари, да еще и с выбитыми на них адресами – чтобы трудно было украсть и еще труднее продать. А мои, настольные, – маленькие, с кулак. И, само собой, заряжаю я их только сам, солнышком. Дом у меня на западной стороне Моста, окнами в бухту, так что за утренним солнцем мне приходится лезть на чердак и вывешивать всю сетку с фонарями в слуховое окошко. Пополудни надо будет перевесить, вечернее солнце бьет мне прямо в комнату.

Карта южного мыса для Ванга за два дня прорисована вчерне; теперь надо было аккуратно простроить все мелкие детали. Меж тем я думал про себя вот о чем. Допустим, они найдут, как пробраться по бровке мыса на Гору. Допустим. Что они там будут делать? Петеан ясно сказал: с ними нужно идти мне, и то при условии, что он мне толком все объяснит. Ни один уважающий себя бонефикус не полезет на девятисаженный обрыв. И я, кстати, тоже не полезу. И Петеана не пущу, даже если он вдруг и соберется.

Ладно, единственный способ не пустить Петеана – это взяться самому или найти кого-то себе на замену. Со вторым у меня совсем кисло, а первое – это надо идти к нему. А карту кто чертить будет?

Я спустился с чердака в некоторой растерянности. То ли вскакивать и бежать к Петеану, то ли дорисовывать Юг (по которому, как по мне, все равно не пройти), то ли вчерне срисовывать северную гряду, чтобы показать брату оба берега, а всерьез чертить только тот, где легче пробраться?

Рабочая комната, как всегда в погожее утро, была заполнена прозрачным рассеянным светом. Если открыть пару дверей, то сюда будет долетать полоса утреннего солнца из окна над входной дверью; а так доставало света, отраженного Горой и заливом. Светло, и глаза не режет. Для моей работы – лучше не придумаешь, не то что вечером, когда лучи шпарят прямо в глаза, пока солнце не закатится за Гору. И тогда надо держать ухо востро, потому что сначала-то солнце прячется за один из южных отрогов, и только глаза привыкнут к мягкому свету белого фонаря – и вдруг бац! – между телом Горы и отрогом снова стреляет солнечный свет.

Утром же сюрпризов не бывает. Ну, пасмурно – засветишь фонарь. Просветлело – погасишь. Так что я стоял, задумчиво глядя на стол, над которым между стеклами лежала защищенная карта. Вечером я закачу фонарик под стекла и буду работать на просвет. Сейчас можно держать вчерне сделанную копию рядом, сбоку и рисовать вприглядку. Но…