Муж в наказание

— Господин Эмир, вы просили сообщить вам, если что-то пойдёт не так, — она чересчур обеспокоена, язык её заплетается. Я приподнимаюсь со стула и жду какое-то время, пока женщина соберётся с мыслями, а нервы шалят так, что хочется взять её за плечи и хорошенечко тряхануть, чтобы не медлила. — В общем, я не знаю как вам это сказать, но… после осмотра… она… Она скрылась в окно и убежала. Простите меня, я отвлеклась всего на секунду… я не знаю… не знаю, как это вышло…

Внутри селится чувство, словно у меня украли что-то самое ценное. Я готов порвать каждого присутствующего в этой клинике. В клочья разодрать любого, кого увижу перед собой. Злость и ярость растёт во мне с каждым моим вдохом. Женщина отшатывается от меня, видя то, как я сжимаю свои кулаки до характерного хруста.

— Простите, господин Эмир, — вторит женщина, отводя глаза в сторону.

А я к полу намертво прирос, хотя чётко осознаю, что медлить мне ни в коем случае нельзя. Нужно поймать Диану, пока не поздно, как вдруг что-то щёлкает меня по темечку.

Может, и не стоит наводить панику понапрасну. Может, не так всё плохо?

— Вы проверили? — спрашиваю я, немного уняв свои нервы. — Она действительно не может иметь детей?

Женщина как-то заметно приободряется. Она ослепляет меня своей жизнерадостной улыбкой, что может означать только одно… Всё не так радужно, как я мог себе представить…

— Ваша жена абсолютно здорова, господин Эмир! Мы не нашли никаких нарушений в её репродуктивных функциях, — доктор подтверждает мои догадки, улыбка её увядает, когда я цепенею от услышанного. — Господин Эмир, я могу вам чем-то помочь?

Не ответив, я пускаясь прочь из клиники.

Вот же чёрт…

Диана обвела меня вокруг пальца, а я так просто купился…

Она соврала мне… Врала, глядя в глаза…

Расчётливая дрянь…

Найду и привяжу к кровати. Больше она у меня света белого не увидит! После этого она никогда не сможет заслужить моего снисхождения…

18. Необратимые последствия

Не знаю, какая муха меня укусила. Что именно мною руководило, когда в голову ударила мысль сигануть в окно.

Это было словно помутнение, как рефлекс, инстинкт самосохранения.

Окно было настежь распахнуто, тюлевые занавески плавно раскачивались из стороны в сторону от ветра, а блики солнца падали на моё лицо. Они ослепляли, подавали сигналы, призывая меня пойти по их следу. Это была та самая брешь в неприступной крепости. Это был мой шанс на спасение.

Я увидела эту брешь и мне тут же захотелось воспользоваться моментом. Попытаться пробиться через неё, чего бы мне это не стоило. Спастись, убежать, скрыться. Ради себя, ради будущего, которое у меня может быть…

Три года я прожила с той мыслью, что у меня нет никакого будущего. Какое будущее может быть у бесплодной девушки?

Но всё оказалось наглым враньём. Самые близкие люди решили сделать из меня козла отпущения. Свекровь таким образом выгораживала своего бесполезного сынка, делая из меня крайнюю.

Ложь…

Что такое ложь в вашем понимании?

Абсолютно не важно, чьё понимание это будет. Ложь у каждого человека имеет одно и то же определение, потому что каждому из вас доводилось хотя бы однажды испытывать её на себе. И каждый из вас знает, каждый помнит как больно было тогда.

Ложь — это осознанное причинение боли. Осознанное, чёрт возьми…

Я три года прожила, оставаясь беспомощным слепым котёнком. Моё ничтожное существование стало синонимом к слову ложь. Я стала этой чёртовой ложью. Нелепой выдумкой. Подделкой.

И именно эта ложь повлекла за собой разрушающие последствия. Не было бы этой лжи — возможно и меня бы здесь не оказалось…

Ненавижу! Ненавижу!

Только оказавшись по ту сторону клиники, я поняла, какую непростительную ошибку совершила.

Эмир был моей единственной защитой, а я так просто отказалась от неё. Он единственный, кто не просто мог мне помочь, он хотел это сделать.

Он желал этого не меньше меня.

А теперь уже поздно. Я самолично надела на свои ноги кандалы и бросилась в глубокие воды. Сейчас мне ничего не остаётся, кроме как медленно спускаться на дно.

Но я продолжала бежать по каменным лабиринтам узких пустующих улочек, невзирая на то, что мелкая галька, а порой даже стекло глубоко вонзались в мои ступни, поскольку обувь я оставила в кабинете, где меня осматривали.

Я путалась в юбке длинного платья, но не переставала бежать ни на секунду.

Я не оглядывалась, потому что не видела в этом смысла.

Я боялась, что однажды увижу за своей спиной стремительно приближающиеся глаза Эмира. И в этих глазах я буду заживо гореть на костре.

Мне безумно страшно. Страх стал моим допингом. Только он заставляет меня не останавливаться.

За всё то время, что я бегу по лабиринту, мне не попался ни один человек. Всё словно вымерли.

Невольно начинаешь думать, что это просто сон.

Словно я попала в дурацкую сетевую игру, где моим персонажем управляет ничего не смыслящий в этой игре человек.

Мне нужно найти выход, но чем дальше я бегу, тем отчётливей понимаю, что выхода мне не отыскать. Я сама себя загнала в ловушку.

Наконец, после мучительно долгих минут бесцельного бега, в глаза мне бросается вывеска торговой лавки.