Мышеловка

– Стреляли не по окнам, а по крыше, – сказал мне Марков. – Ради профилактики. Чтобы не слишком высовывались.

– Жаль, сегодня вечером мы как раз должны «высунуться». У меня есть идея, как расколоть Дрынова, чтобы он выдал себя. И мне нужны два помощника.

– Считай, что один у тебя уже есть.

Я рассказал Маркову, что нам предстоит сделать. Он усмехнулся, но против моего плана возражать не стал.

– Учти только, – сказал он, – что там соберутся не девицы из благотворительного общества. Дрынов замешан в каком-то преступлении – это ясно. Но и другие тоже. У всех рыльце в пушку. Как бы не повторилась история с электрическими проводами. А возможно, они придумают для тебя какую-нибудь новую пакость. Вот только кто именно? Раструбов, Монк, твой доктор? Когда потушат свет – жди самого худшего. Мементо мори.

– Спасибо, утешил.

– Тебе понадобится вот это. – Марков порылся в своей сумке и вытащил металлическую трубку с оптическим стеклом синего цвета.

– Что это за хреновина?

– Прибор ночного видения. Умыкнул на работе.

– А зачем с собой носишь?

– За бабами подглядывать, как по ночам купаются.

Я положил трубку в карман. Сейчас я чувствовал себя режиссером, ставящим спектакль, и от моего умения зависело многое. Но в этом действе снова требовалась помощь гримера – Милены, которая должна была преобразить Маркова. И нужен был еще один человек, опускающий занавес. Для этой роли я выбрал Сеню Барсукова. Но я никак не ожидал, что он наотрез откажется. Мы ужинали в зале, нахваливая продукты Валерии и ее саму, а я попутно объяснял, что нам предстоит сделать у Дрынова, когда Сеня хладнокровно заявил:

– На меня не рассчитывайте. Я в ваших играх принимать участие не намерен.

– Почему? – недоуменно спросил я.

– Потому что ты сам уже поседел от своих сражений. Хочешь, чтобы и я таким же стал? В нас уже сегодня днем стреляли. А теперь просто убьют. А ведь завтра в городок вернется Ксения, и Раструбов начнет нас поодиночке выводить через болото. И я буду рисковать накануне избавления от всего этого кошмара? Дудки.

– Да ты просто трус! – сказала Милена.

А мы все молчали.

– Пусть трус, – отозвался Сеня. – Но жизнь дороже.

– Жизнь червя, – заметил Марков, презрительно глядя на Барсукова.

Тот усмехнулся, накладывая себе печеночного паштета.

– Можешь называть меня как угодно. Меня это не колышет.

– Считай, что нашей дружбе пришел конец.

– Вот и отлично. Давно пора. В сущности, вы все пустые и бестолковые люди. Хотите, я скажу, что я о вас думаю? Извольте. Марков корчит из себя супермена, потому что страдает комплексом неполноценности. Он боится, что когда-нибудь усомнятся в его способностях, вот и пыжится, как индюк перед курицами. Вадим – мелкий актеришка, обречен на забвение уже при жизни. Потому что характер бабы. Милена и Ксения – две вертихвостки, пустышки, птичий ум, а желание быть светскими львицами. Комочков – царствие ему небесное! – развратный болтун, прохиндей, писака, бумагомаратель…

– А я? – спросила Маша, глядя на него с некоторым ужасом. Да и все мы смотрели на Барсукова как на появившееся вдруг привидение. Его характеристики были убийственно метки, полны необъяснимой желчи и злости. Его словно бы прорвало.

– Ты, женушка моя милая, обыкновенная шлюшка. Мы с тобой все равно разведемся, когда вернемся в Москву. Да у меня у самого есть любовница, если ты хочешь знать. А квартиру я тебе не отдам. Отправляйся в свои Химки, к матери. Вместе с детьми. Еще неизвестно, от кого ты их родила.

– Ну и скотина же ты, – сказала Милена. – Как ты только притворялся столько лет!

– Может быть, ему в лоб закатить? – подумал вслух Марков.

– Ну, закати, ты это умеешь, – отозвался Сеня. – Ничего ведь не изменится. Вы и меня превратили в какого-то недоросля. А я же был отличный поэт. Мне светило такое будущее, которое вам и не снилось. Все растратил впустую… Не по той дороге надо было идти… Не с вами.

– Высказался? – спросил я. – А теперь послушай меня. Ты, Сеня, поэтом бы не стал. Завистливые люди не бывают талантливыми. Твой удел – сочинять рекламные стишки. Наверное, ты проживешь долго. Есть такая пословица: плохие не умирают. Но в старости, когда ты останешься один, ты будешь вспоминать свою жизнь не с грустной радостью, а с черной злобой. И вспомнишь эти минуты – здесь, в Полынье, но не сможешь вернуть то, что потерял безвозвратно. А сейчас – пошел вон!

– Никуда я не пойду, – огрызнулся Барсуков. – Вот доем паштет, а потом завалюсь спать. А вы давайте боритесь, сражайтесь, ломайте себе шеи. Они у вас длинные, как у жирафов.

Некоторое время мы все молчали. Тишину нарушил Григорий.

– Я здесь человек посторонний и благодарен вам за приют и доверие. Хочу предложить себя для той роли, от которой отказался ваш… – Он не сказал слово «друг», и правильно сделал.

– Еще один сумасшедший! – не удержался Барсуков.

– Это невозможно, – сказал я. – Тебе опасно выходить из дома. Может узнать случайный прохожий или там, у Дрынова.

– А почему бы и нет? – заметил Марков. – Милена его тоже загримирует. Кроме того, нам все равно нужен третий.