На Пришибских высотах алая роса

«Твои щеки, что алые маки
Будут сниться мне в темной ночи
И отступят смертельные страхи…
Ну, не спорь ты со мной, помолчи…
Овладели мной сладкие муки,
Грезы меда на влажных губах
И блуждают смятенные руки
В недозволенных тайных местах».

Он и мир видит совсем по-другому, и оценивает все по-другому, не так, не от земли, как у них принято в колхозе. Он будто смотрит на мир с высоты своих знаний. Она тоже из интеллигенции, но сельской, и столько не знает, сколько он. Но это сейчас не главное. Главное – раненые, а Михаил – между делом в коротких передышках. Аню позвали работать в операционную наркотизатором. Уже глубокая ночь. Над операционным столом горит электрическая лампочка и своим ярким светом заливает все помещение. Ток она получает от движка, установленного на машине в нескольких метрах от операционной. Только успели закончить операцию по удалению осколка из мышцы бедра, как занесли бойца с проникающим ранением в грудную клетку. Молодой парень в критическом состоянии. Передохнуть бы хоть минутку, разжать, сведенные усталостью пальцы, но нет ни секунды на это. «Не на курорт приехали», – шепчет Аня себе под нос. Парень задыхается. Воздух со свистом проходит через рану в легком. Это очень сложная операция. Чтобы добраться до раны, придется скусить ребро, а, может быть, даже два. Больной устал. Хирург плотно закрывает рану стерильной марлевой салфеткой, обращаясь к раненому:

– Отдохни. Подыши немного, голубчик…

Минута, и снова напряженная работа. Вместе с больным задыхаются все в душной атмосфере операционной. Наконец-то, операция окончена и, кажется, никого нет на очереди. Все выходят на поверхность, на воздух, пусть летний, горячий, но не такой спертый. Над землею веет ветерок и приносит так необходимую прохладу. Аня обливает голову водой из ведра, чтобы снять напряжение и немного взбодриться. Вода попадает на плечи и грудь, и она вздыхает с облегчением.

Прошло две недели напряженного труда. Нагрузка оказалась слишком большой для молодого, еще не опытного коллектива. Весь личный состав по двое, трое суток не покидал своих постов. Кто не выдерживал, падал и засыпал на рабочем месте, как это произошло с Аней. Это была настоящая боевая страда для коллектива. Фронт переместился, а с ним и бои. В госпитале наступила передышка, но неожиданно на их место прислали другой коллектив. Это был госпиталь второй линии. Он должен был принять, находящихся здесь раненых, подлечить и отправить в тыл для продолжения лечения или выписки. Им же предстояло передислоцироваться поближе к фронту. Они шли на помощь коллективу полевого подвижного госпиталя, который был ближе к передовой и трудился с большой перегрузкой. Машины перевозили хозяйство, а медперсонал шел пешком. С утра светило солнышко, а к обеду небо затянуло тучами, и пошел дождь. К вечеру дороги были размыты, грунт растолчен военным транспортом, движущимся в двух направлениях. Одежда на них давно промокла, ботинки измазаны грязью не только снаружи, но и внутри. Аня то и дело сбивалась с тропы и проваливалась по колено в грязь. Такое случалось и с другими. Все были насуплены и серьезны, потому что устали. Даже молодежь притихла – не шутила и не пела песен, как обычно в походах. Надо было быть начеку, чтобы не угодить под колеса автомобилей, едущих на них, не выключая фар. А отступать можно было только в грязь. Ботинки наполнились грязной жижей, и она в них хлюпала. Шли и сочувствовали бойцам-пехотинцам, которые в любую погоду находились в окопах или на переходах. И им не только самим нужно было пройти по грязям и болотам, но еще и пронести на себе оружие и боеприпасы. Вот когда они поняли все «прелести» солдатской жизни, и какой им надо было иметь запас терпения и выносливости. Они шли и шли, а госпиталь все никак не оказывался на их пути. С приближением к линии фронта усиливался артиллерийский гул. От пожарищ и постоянных вспышек разгоралось зарево. Небо становилось все краснее и краснее, и это значило, что они уже недалеко от переднего края. За время пребывания почти у черты передовой, к раскатам орудий привыкли, притупился страх, а любопытство разгоралось. Так хотелось заглянуть туда, откуда все это исходит. Что же творится там, в жерле самой передовой, если вокруг такой ад.