На сем стою

И вновь та исключительность, которой Лютер наделял христианство, непременно выливалась в приговор отрицания других религий, таких, как иудаизм. Лютер мог быть снисходительным по отношению к тем, кто поклоняется ложным богам, или же не проявлять снисходительности, но простить им их заблуждения он был не в состоянии. Равным же образом не мог он терпимо относиться и к тем, кто неверно толкует Писание или таинства.

Угроза нравственности

Многие полагали, что излишняя погруженность Лютера в вопросы религии несет опасность для нравственности. В особенности это относилось к утверждению Лютера, что добродетельное поведение не приносит человеку никаких заслуг перед Богом. Утверждалось, что подобная концепция подорвет основополагающие побудительные мотивы к добропорядочности. Лютеру возражали теми же доводами, что и Павлу. Если мы спасаемся не заслугами, но благодатью, то "оставаться ли нам во грехе, чтобы умножилась благодать"? И Павел, и Лютер отвечали: "Боже избавь". Любому внимательному исследователю Лютера известно, что он был далеко не равнодушен к вопросам нравственности. Однако и обвинения имели под собой почву. Действительно, иногда слова Лютера воспринимались как явный подрыв морали. Классическим примером является ресса fortiter:

"Грешите в полную меру своих способностей. Бог может простить лишь закоренелого грешника". Но было бы в высшей степени несправедливо представлять дело так, будто это высказывание выражает взгляды Лютера на нравственность, поскольку слова эти он произнес, громогласно подшучивая над пребывавшим в смятении и угрызениях совести слабовольным Меланхтоном. По сути дела, Лютер посоветовал ему то же самое, что некогда Штаупиц - ему, сказав, что прежде, чем надоедать исповеднику, Лютеру следует пойти и совершить реальный грех, например, отцеубийство. Безусловно, Штаупиц никоим образом не советовал Лютеру убить своего отца. Также и Лютер прекрасно знал, что его шутка не побудит непоколебимого Меланхтона отказаться от соблюдения десяти заповедей. Лютер хотел лишь сказать, что, может быть, неплохо было бы Меланхтону несколько подпортить свою репутацию.

Лютер иногда повторял, что один грех бывает необходим в качестве лекарства для излечения другого. Безупречная репутация несет в себе угрозу наихудшего из всех грехов - гордыни. Следовательно, совершая иногда ошибки, вы вырабатываете в себе смирение. Но единственными грехами, которые Лютер рекомендовал для того, чтобы не выглядеть безупречным, были некоторые излишества в еде, питье и сне. Подобные контролируемые излишества можно использовать в качестве противоядия против высокомерия.

Однако действительно среди его высказываний было и такое, в котором можно услышать не вполне нравственные нотки. Имеются в виду слова Лютера о том, что добрые дела без веры "тщетны и подлежат осуждению как грех". Эразм ужаснулся, услышав такой выпад против честности и благопристойности. Но Лютер вовсе не хотел сказать, что с общественной точки зрения пристойное поведение ничуть не лучше непристойного. В действительности он имел в виду, что благопристойность человека, который ведет себя так лишь из страха за свою репутацию в глазах Божьих, "тщетна и подлежит осуждению как грех", и куда хуже, чем недостойное поведение человека, умышленно преступающего нравственные нормы. Слова Лютера по сути своей есть лишь характерная для него парадоксальная интерпретация притчи о раскаявшемся мытаре.

Но, наверное, самая большая угроза, которую Лютер нес для нравственности, заключалась в том, что он предоставил нравственности свободу. Он не терпел даже малейшего ослабления жестких требований Нового Завета. Христос призвал отдать свою одежду, не думать о завтрашнем дне, ударившему вас по щеке подставить другую, покинуть отца и мать, жену и ребенка. Католическая Церковь средневековья изобрела несколько способов смягчить жесткость этих требований. Один из них заключался в том, что христиане как бы подразделялись на несколько категорий, и лишь героическим душам предписывалось выполнять наиболее тяжкие установления Евангелия. Применение наставлений о совершенстве ограничивалось монашеством. Лютер затворил эту лазейку, упразднив монашество. Другой способ заключался в том, что проводилось различие между непрекращающимся и обыденным. Ревностные христиане должны любить Бога и ближнего непрестанно, простые же христиане - лишь обычно. Лютер с презрением относился ко всей казуистике подобного рода. Когда же ему напоминали о том, что без подобного рода предписаний выполнение требований Евангелия становится невозможным, он отвечал: "Безусловно. Мы не в состоянии выполнить повеления Божьи". Но в таком случае всплывает все тот же старый вопрос: если цель недостижима, то зачем к ней стремиться?