На суше и на море

– Есть лазейка в их обороне. В лабораторию, где ведутся исследования по открытию прохода в потерянную реальность, можно проникнуть. Правда, они учитывают такую возможность. В этом здании они создали лабиринт. Дети никого убивать не хотят. Пока не доросли до нас. Мы послали в лабораторию крыс-киборгов. Животным вшивали в мозг микрочипы, их обучили поиску людей под завалами и в запутанных переходах зданий. Предварительно крыс научили определять запах ребенка. Микрочип отслеживает работу частей мозга, отвечающих за запах, ориентацию и поощрение. Сигналы с прибора поступают на компьютер. При обнаружении человека в мозгу натренированной крысы происходит «особый эмоциональный всплеск», что и регистрируется. При этом операторы посылают киборгу «поощрительный» сигнал, который еще больше стимулирует животных на поиск. Мы надеялись, что небольшие размеры крыс, их способность передвигаться в любых по сложности пространствах, а также великолепный нюх помогут выполнить такую сложную задачу, как выход из лабиринта и поиск детей. Было отправлено несколько команд киборгов. Приборы показывают: все крысы живы, здоровы и испытывают максимально возможное удовольствие. Операторы не могут ими управлять. Ни одна крыса не вернулась с задания. Очередь за вами.

Командир отряда громко хмыкнул, но сдержался. В штабной палате недовольно зашумели. Если крысы не справились, то что о людях говорить!..

– Прямо в мозг вшивали! Надо же! – заволновался Дуров, поглаживая рукой обритую наголо голову.

Его бесцеремонно перебил Скуратов, любивший ясность:

– Если их цель – построить свой мир в потерянной реальности, то они могут спокойно туда уйти, когда откроют проход. Но что или кто спровоцировал бунт? Проясните обстановку.

– Слово предоставляется заслуженному педагогу континента Седовой Елене Викторовне, – официально произнес Владимиров.

Женщина встала со стула. Папку и указку она не выпускала из рук.

– Я директор школы для особо одаренных детей. По специальности учитель немецкого, – коротко представилась она.

– Ага. Так я и знал, – еле слышно прошептал Нестеров. Авиатор потер левую сторону груди. От нахлынувших воспоминаний заныло сердце.

– Тихо, когда я говорю! – рявкнула директриса и с неженской силой грохнула указкой по столу. – Я вижу, дисциплина у вас хромает! – Учительница остервенело смотрела на вжавшего голову в плечи штабс-капитана. Тот старался стать незаметным и лихорадочно вспоминал латинские спряжения имен собственных. В штабной палатке установилась гробовая тишина.

– Только в нашем учебном заведении одаренные дети могли достичь настоящего расцвета. Их развитию мы посвятили лучшие методические разработки. Незадолго до бунта Педагогический Совет страны выразил озабоченность тем, что у наших самых младших детей основные игрушки – батальоны оловянных солдатиков, игрушечные артиллерийские батареи, танки, эскадры кораблей, макеты крепостей и даже действующие модели боевых звездолетов. – Тут она сделала паузу и посмотрела в сторону людей в черном. – Мальчики по своей природе любят сражения и все военное… и некоторые девочки. Совет выступил против укрепления природной агрессии. Итак, старые игрушки я у них отобрала. Точнее, заменила их на «игрушки мира». Это миниатюрные оловянные человечки не с ружьями, а с метлами, лопатами и портфелями.

В полной тишине она достала из папки несколько маленьких фигурок.

– Этот, – пояснила она, по очереди указывая на игрушки, – выдающийся гражданин Совета страны, это менеджер страховой компании, это работник коммунальной службы, это вот судья…

– Вы думали, что вот это может заменить оловянных солдатиков? Что дети будут в них играть? – удивленно вытаращил глаза на директора школы командир отряда.

– Конечно, – твердо ответила учительница. – Это же игрушки, и они предназначены для того, чтобы с ними играли.

– А наследственность? – с жаром возразил командир. – Наследственность! Ее учитывать надо… – в этом месте он запнулся. Один его дедушка весьма решительно начал воевать под Москвой и остановился только в Берлине; прадед командовал казачьей сотней в ограниченном Туркестанском контингенте генерала Петрачкова; прапрадед в шеренгах суворовских чудо-богатырей принимал на штык янычаров среди пылающих домов Измаила. – Как вы могли поднять руку на оловянных солдатиков? Я могу еще понять, что звездолеты не нужны… – продолжал возмущаться командир отряда.

– А чем вам звездолетики не нравятся? Их тоже можно прекрасно разрисовывать! – взвился чернолицый, перебивая Владимирова, но осекся и замолк на полуфразе, наткнувшись взглядом на указку, поднявшуюся в воздухе.

В зале откровенно заржали. Все знали о тайном хобби Владимирова раскрашивать миниатюрные фигурки военных. А теперь выходило, что об этом известно далеко за пределами отряда.

– Тихо! – Указка с треском сломалась от удара по столу. – Я не закончила. Мы им предложили еще много других восхитительных игрушек. – Седова вытащила из бездонной папки лист плотной бумаги с нарисованным серым, невыразительным сооружением.

– Это форт! – воскликнул Маннергейм.