На темной стороне Луны

— Я несколько раз говорил: «Мотор слабый, товарищ подполковник. На нем ни за кем не угнаться. Нужен новый…» — отвечая, водитель Алик старался не смотреть в глаза Туре.

Очную ставку вел Икрам Соатов, тоже включенный в следственную бригаду. Должность его называлась длинно и грозно — Прокурор по надзору за следствием и дознанием в органах МВД.

— Халматов соглашался с вами? — спросил Соатов. Он был развеселый, компанейский парень, с которым Тура регулярно контактировал по службе.

— Ну, мотор действительно ни к черту не годился. Какая же это оперативная машина?..

— Соглашался или не соглашался? — добивался сверстник Туры — высокого роста, полноватый, с красивыми крупными чертами лица обжоры и женолюба. У него было много детей, но жену Икрама никто никогда не видел — Соатов не появлялся с ней на людях, шутя приговаривая, что немножечко шариата только укрепляет социалистическую семью.

— Не знаю, как это сказать… — тянул Алик.

— Дайте полный ответ: соглашался с вами полковник Халматов или нет? — отчеканил Соатов.

После возбуждения против Туры и его водителя уголовного дела Икрам старательно изображал заповедь: дружба — дружбой, а служба — службой.

— Подполковник Халматов со мной соглашался, — давясь, выдавил из себя водитель. Слова умирали у него во рту, их засохшие трупики невнятно выпадали на стол.

— Вопрос Халматову. Вы подтверждаете в этой части показания свидетеля? — повернулся Икрам к Туре.

Расчленив признание вины Халматова на множество мелких «да» и «нет», «подтверждений» и «согласий», Икрам методично шел к цели, которая всегда, когда уголовное дело возбуждено, состоит в том, чтобы в указанный в законе срок закончить уголовное дело, составить обвинительное заключение и передать дело в суд.

— Записывай дословно, — сказал Халматов. — Я никогда не давал распоряжение взять в организации Мубекирмонтаж новый двигатель и поставить на служебную машину…

Пока он говорил, вошел Нарижняк. Тихо, чтобы не мешать, следователь по важнейшим делам присел у двери в углу. Халматову снова показалось, что Нарижняку хорошо за пятьдесят, но спорт, может, ежедневный бег, теннис, режим питания сохранили ему фигуру и осанку совсем моложавого человека.

— Но, соглашаясь с тем, что старый мотор никуда не годится, — Соатов гнул свое, — вы объективно подталкивали водителя к незаконным действиям…

— Почему — к незнаконным?

— Новый-то ему получить негде! Вы же знали!

— По-вашему, я должен был убедить водителя в том, что мотор у него на машине действительно первоклассный!..

— Это что? Шутка? — возмутился Икрам.

— Стоило меня уволить, как сразу что-то произошло с моим юмором. Его перестали понимать даже коллеги. По-твоему, на черное я должен говорить — белое, Икрам?

Соатов надулся, покосился в сторону Нарижняка.

— А теперь у меня вопрос к водителю, — сказал Тура Соатову. — А вы, товарищ прокурор, внесите мой вопрос и ответ водителя в протокол. Итак, Алик, вспомни, что я тебе говорил об экскаваторе?

— Какой еще экскаватор? — удивился Соатов.

Алик мгновение смотрел на Туру непонимающим взглядом, потом хлопнул себя по лбу:

— Конечно! Я помню! Я когда установил новый двигатель, то сказал товарищу подполковнику: вы теперь нашу лохматку не узнаете, она как зверь землю роет на ходу. А он рассердился и ответил, что ему экскаватор — рыть землю — не нужен. И чтобы я снял мотор и возвратил…

— Ваши показания записаны, — Соатов дал водителю прочитать и подписать протокол. — Все. Когда будете нужны, я вас вызову. Пока работайте.

Они остались втроем. Следователь по важнейшим делам вел себя по-прежнему тихо — словно его и не было. Соатов протянул Туре протокол:

— Отвечать за свои действия никому не хочется. А нарушать закон — можно? Слишком многое себе позволяете…

— Что имеется в виду?

— На вас с Силовым поступило заявление.

— Из диско-бара?

— Да. Копия пошла генералу Эргашеву и в Прокуратуру республики. Оттуда уже звонили.

— Я не закон нарушил, Соатов, — Тура вздохнул. — Я говорю тебе это как юрист и твой вчерашний коллега. Я нарушил правило. Я знал его, но в какой-то момент, видимо, скиксовал. Преступника надо брать намертво, как ядовитую змею, чтобы он не успел пустить в ход связи. Иначе — тебе самому конец. Где-то я допустил промах. Поэтому я сейчас здесь. Уразумел?

Нарижняк в углу кабинета кашлянул, Соатов подвинул протокол.

— На сегодня все. Подпишите показания. Пока вы свободны.

Тура поднялся на четвертый этаж. В экспертно-криминалистическом отделе было пусто. Муса Аминов сидел за пишущей машинкой в лаборатории. Здесь же в обычном беспорядке, завалив всю остальную поверхность стола, стояли и лежали колбы, пробирки вперемешку с сухими круглыми головками опиумного мака, пинцетами, пробками, порошками реактивов и справочниками.

— Ответственное задание! — Муса приветственно помахал рукой. — Пишу заметку в стенную газету. «Обязательства, взятые в преддверии Олимпийских игр в Москве, выполнили…»

— Очень актуально… — хмыкнул Тура.

— Мне дали, — пожал плечами Муса. Тура не стал отвлекаться: