Начало Игры

Уже с раннего утра площадь была заполнена народом. Безобразно почерневшая голова Кривого венчала высокий шест в дальнем конце площади. Оттуда брала начало улица, где в специально выстроенных богатых домах селились заезжие купцы. Поёживаясь от утренней прохлады, горожане с ожиданием всматривались в затёнённый проём дворцового фасада. Недалеко от него прошлой ночью выросла большая и помпезная деревянная трибуна под высоким балдахином. Место правителя в верхнем ряду выделялось высокой резной спинкой красного дерева. С балдахина свисали гирлянды свежих цветов. Яркий пурпур роз оттенялся бледно-розовым цветом олеандров. В центре над сиденьем правителя в убранстве цветов тускло мерцал мраморный картуш с изображением Интиса — покровителя Амтасы.

А перед трибуной стоял знакомый каждому жителю города помост. Он был большим и широким, под стать самой новой площади — венцу строительных начинаний правителя. Хорошо была знакома горожанам и виселица. Её необычный силуэт был неизменной деталью облика площади. Эта виселица имела особую историю. Когда плотники, сколотили привычное нехитрое приспособление для повешения из обычных струганных брёвен, и водрузили его на помосте — за дело взялся сам Фриккел. Он привёл неизвестно откуда своих знакомых мастеров в уверенно руководя их действиями, стал придавать виселице художественный вид. Опорные столбы превратились в колонны с декоративными капителями, как бы передразнивая парадный вид колонн главного дворцового фасада. А перекладина была украшена небольшим резным фронтончиком. Но и это было ещё не всё. Косые опорные балки под лихим топориком палача превратились в игриво изогнутых дельфинов и тритончиков. Когда же главный дворцовый зодчий, со смехом наблюдавший за этой работой, предложил Фриккелу расширить виселицу, добавив пару опор в виде вырубленных из дерева фигур изящных речных богинь, палач назидательно поднял палец и под хохот зевак ответствовал: "Тебе ли не знать, что в искусствах надлежит руководствоваться вкусом и чувством меры. На виселице главное — что? Человек! Ничто не должно отвлекать от человека! Не говоря уже о том, что красота не должна довлеть над удобством. А сам же человек должен сознавать, что пребывает в окружении благородных форм, среди которых он есть наипрекраснейшая! Как мера всех форм! Но человек преходящ: приходит, остаётся на некоторое время и уходит в небытие. С глаз долой. И правильно — нечего тут долго… А красота остаётся!

Когда же поражённый архитектор заметил, что познание мер и форм — дело скорее учёных мудрецов, чем палачей, Фриккел с той же невозмутимой назидательностью заявил, что он в сущности, выше мудрецов, ибо те лишь познают мир, а он его, в добавок, ещё и переделывает и улучшает.

— И ещё! — продолжал витийствовать палач. — Глупомысленно смеясь над моей работой, ты являешь неспособность вникать во внутренние сущности внешних вещей. Ты ведь не смеёшься над украшением ворот или порталов, ведущих во дворец, храм, или обычный дом. Везде где есть граница и порог, там есть, стало быть, и незримые двери из одного в другое, где душа переживает особые ощущения. Потому-то и принято отмечать эту границу красивыми и назидательными изображениями, дабы направить душевным мыслям истинную правильность. А виселица — это ворота в мир мёртвых, то есть важнейшая из дверей. Как же тут обойтись без украшений и благородного утончения форм?

Случайные свидетели этого разговора превратили его в одну из городских легенд, а сама виселица стала едва ли не достопримечательностью. Во всяком случае, без неё площадь была бы уже не той.

Сейчас утренний ветерок легонько покачивал под перекладиной несколько свободно переброшенных верёвок с петлями. Крайняя верёвка, которая уже была надёжно закреплена вверху заканчивалась не петлёй, а зловеще поблёскивающим железным крюком. Под петлями вместо обычных чурбаков или скамеек стояли высокие, в половину человеческого роста чем-то туго набитые мешки. Другие приспособления, которые появились на помосте также лишь этой ночью вызывали оживлённые споры в толпе. Помимо обычной плахи, на помосте стоял невысокий толстый столб с плоской круглой подставкой наверху. Подставка была слишком маленькой и хрупкой для колесования и это возбуждало воображение любителей зрелищ, заставляя гадать над причудливыми фантазиями палача. Его подручные с профессиональным достоинством что-то деловито подтаскивали, готовили место для огня и устанавливали над ним котёл, возились, крутились, носились взад-вперёд, но ни слова не отвечали на вопросы истомлённых любопытством зевак.