Напиши обо мне роман

— Вася мне тут кое-что посоветовал, я думаю, может прокатить! Конечно, я найду хорошего юриста, ну, точнее, уже нашла, Вася сказал…

Она болтала, не замечая, как часто мелькает в ее словах Вася. А я молчала, мешала ложечкой свой капучино и улыбалась по мере сил.

Даже не спрашивала, как они там с Васей планируют решать проблему перелетов длиной в сутки. Не мое дело.

Да и не было на это душевных сил, если честно. Плохая я подруга.

Плохой подругой я стала почти для всех. Чтобы дружить — надо что-то отдавать. Пусть даже иногда писать первой. Да черт с ним, хотя бы отвечать, когда пишут тебе!

А у меня и на это не всегда хватало сил. Оказывается, это очень тяжело — ответить «дела нормально, вот жарю яичницу и курю в форточку». Потому что и за яичницей, и за форточкой прячется слишком длинная история о том, как я никогда не любила завтракать и ненавидела яичницы, а курить вроде бы бросила, но, кажется, уже нет.

И еще о том, что когда куришь в приоткрытое окно, в легких у тебя шершавый колючий дым, снаружи промозглый холод, и пронзительная морозная, но бесснежная ночь смотрит оттуда тысячей равнодушных глаз. И хочется поскорее захлопнуть окно — но вдыхать запах тепла и уюта тоже невыносимо. Будто я их не заслужила. Будто мое место — там, в промерзшей насквозь ноябрьской черной грязи.

Нет, такое не стоит рассказывать людям, которые просто написали: «Как дела? Что делаешь?»

 

***

Он позвонил мне спустя несколько недель молчания.

Сразу с места в карьер после нейтрального «Привет!» позвал на предновогоднюю вечеринку в своем отеле.

Я не стала спрашивать подробности, сразу согласилась, даже не уточняя время. Он сам — несколько удивленно — сказал, в какой день и какое время за мной заедет машина.

Боюсь, что степень моего отчаяния стала очевидна не только мне, но и ему.

Платье, туфли, чулки — как броня, макияж и духи — как оружие. Я собиралась, словно на войну, запрещая себе думать о том, что там будет, запрещая строить ожидания. Что будет, то будет.

***

Новогодние украшения в Москве начинают развешивать за месяц, а то и раньше. Говорят, это приказы городских властей — хочешь, не хочешь, а прилепи хотя бы елочку из мишуры на входную дверь.

Конечно, многоэтажный бизнес-отель с залами для конференций, с рестораном высокой кухни и швейцаром на входе елочкой не ограничился.

Он сиял, как…

Я затруднилась.

«Как новогодняя елка»?

Сказать так про украшенное к Новому Году здание попахивает абсурдом. Или пошлостью и неумением чувствовать язык.

С чем же тогда его сравнить?

Неужели я потеряла даже эту способность — находить короткие и точные фразы для описания мира?

Швейцар открыл мне дверь, я прошла внутрь и замерла перед высоченной елью. Пушистой и украшенной ретро-игрушками, почему-то напомнившими мне сказки Джанни Родари. Даже маленький голубой поезд бежал по веткам под мигающими золотыми огнями.

— Эй, чего застряла, пойдем!

Я обернулась и увидела Пудинга, который махал мне от дверей в зал, где и должна была проходить вечеринка.

Он был как-то странно одет, я сразу не сообразила, в чем дело.

Шагнула в проем двери, по инерции шагнула еще раз…

И покачнулась, когда до меня дошел смысл развешанных повсюду плакатов.

«Последний глоток свободы!»

«Минус один холостяк».

«Бухал, очнулся, ЗАГС!»

Гроздья черно-белых шаров, за стойкой вместо бармена вертит шейкеры девица в одних стрингах и красных туфлях…

А на Пудинге футболка с надписью «Банда жениха».

— Что тут происходит?

— Мальчишник, — вид у него удивленный.

— Чей?.. — все еще туплю я.

— Да Ромыча же! Ты не знала, что ли?..

Я забрала у него из руки наполовину полный бокал виски и хлопнула его залпом. Даже не закашлявшись.

Мальчишник

Это похоже на сон.

Я несколько раз проверяю. Сон? Это ведь сон?

Считаю пальцы, щипаю себя за руку.

Подбираю где-то вилку и колю между большим и указательным пальцем.

Спрашиваю у кого-то, какой сейчас день.

Под удивленным взглядом отхожу в сторону.

Не сон.

Не сон.

Не сон.

Улыбаюсь.

Смеюсь.

Ищу глазами.

Его.

Ищу.

Глазами.

Глаза.

Пудинг что-то шутит, я отвечаю невпопад, невпопад улыбаюсь, снова пью виски, у которого вкус чая. Не пьянею совершенно.

Кажется, на моем выпускном под утро было так же — я хлестала крепленое вино из горла и удивлялась, что не чувствую вкуса алкоголя.

В крови его намного больше, чем в бутылке.

Брожу по залу, натыкаясь на людей.

Его нет.

Да и меня, в сущности, тоже нет.

Это не я.

Не со мной.

Меркнет свет.

Я даже не удивляюсь, пока не понимаю, что это просто начинается шоу. Пять не очень одетых девушек, пять блестящих шестов и одна певица, чей хрипловатый голос забирается под кожу и царапает изнутри наждаком. Девушки постепенно обнажаются, снимая и те нехитрые наряды, что на них надеты, потираются всеми частями тела о шесты. Раздеваются совсем. Закрытая вечеринка. Мальчишник. Так тут положено.