Напрасные упреки

О да! Она прекрасно знала это. Такие истории волновали ее все последние годы. А теперь она днем и ночью думала о бесконечных трагедиях, которые разыгрывались в семьях, усыновивших детей, когда объявлялись их законные родители.

Дороти ничего не ответила, просто не смогла. Ей представилось, как сына вырывают у нее из рук. Но Шелдон удовлетворенно кивнул. Вероятно, никакого ответа он и не ожидал.

— Поэтому лучшее, на что ты можешь надеяться, — продолжил он, — это совместная опека. Но тебе не кажется, что для ребенка она станет кошмаром? — Он направился к письменному столу, стоящему у окна, и достал из ящика тонкую папку. Словно в нерешительности повертел ее в руках, с сомнением посмотрел на Дороти, затем, положив папку на стол, спросил: — Ты ведь не хочешь этого?

— Нет, разумеется нет, — постаралась Дороти произнести как можно спокойнее, с ужасом думая, что в этой папке лежат документы с предложением по совместной опеке. Боже, только не это! — молила она про себя. Только не совместная опека. Ей ли не знать, какой горькой делает эта самая опека жизнь ребенка! Она собрала все силы, чтобы ее возражения прозвучали убедительно: — Шелдон, ведь мы живем в разных концах страны. Мы даже не сможем проводить с ним поочередно каждую неделю.

— Да, это так. — Он вернулся к дивану и остановился рядом с Дороти. — Несомненно, каждому из нас придется забирать Дэвида на более длительный период. Полгода — у меня, полгода у тебя. Летом он будет жить в Нью-Гэмпшире, зимой — в Алабаме.

Сердце Дороти замерло. В памяти всплыли безрадостные картины ее детства. Одну половину года она проводила с отцом, абсолютно равнодушным к ней, а другую — с матерью, потерявшей всякий интерес к жизни. Неужели ее сыну угрожало нечто подобное? Нет, такого ада для Дэвида она не допустит.

А ее собственная жизнь? Каждый раз, сажая Дэвида в самолет, она будет думать о том, что увидит его только через полгода. Разве можно это вынести? Ведь она каждый вечер укладывала Дэвида, ни разу не нарушив привычного трогательного ритуала. Радостное купание с брызгами и смехом. Детские стихи и песенки, которые Дэвид с восторгом повторял за ней. Три обязательных поцелуя с пожеланием спокойной ночи и, наконец, игра в прятки, когда она уже стояла у двери, а малыш с головой залезал под одеяло.

Горло перехватила судорога. Нет, ей не вынести совместной опеки. Она мать и должна быть с сыном и днем и ночью. Конечно, Тренту стихи и песенки, поцелуи и прятки покажутся сентиментальной чушью, он не станет терять на них время. А что он может предложить Дэвиду взамен?

— Нет! — воскликнула она. — Я не могу на это согласиться. Мы искалечим его душу. И что нас может оправдать? Как мы сможем объяснить ему, почему поделили его жизнь?

— Я считаю, никакие оправдания и объяснения не понадобятся. Более чем вероятно, что судья передаст опеку мне. Если же только половину, то мы оба изведемся как душевно, так и финансово. А больше всего достанется Дэвиду. Так отступись! — Он дотронулся до ее руки. — Зачем все осложнять?

— По-твоему, я все осложняю? — Его самоуверенность взбесила Дороти, и она закричала в ярости: — Это ты накликал беду, ты во всем виноват! И хватит меня стращать, я не из пугливых! Ты так же, как и я, не знаешь, что скажет судья. Ему, а не тебе решать, что лучше для Дэвида.

Шелдона поразило, что у Дороти остались еще силы для борьбы. Ему уже казалось, что она собралась сдаться.

— По-твоему, лучший вариант для Дэвида это ты? — спросил он хмурясь.

— Бесспорно. — Дороти смотрела на него в упор, не отводя взгляда от синих глаз, которые так напоминали глаза Дэвида. Правда, у сына они всегда были ласковыми и теплыми, а у Шелдона — холодными. — Знаешь ли ты, что такое боль разлуки? Даже взрослым людям тяжело переносить ее. Что же говорить о ребенке? Разлука сможет искалечить его душу на всю жизнь. Неужели ты этого не понимаешь?

— Ему только четыре года. С ним все будет в порядке.

Неожиданно Шелдон отошел от нее и остановился у балконной двери спиной к Дороти. Он даже не слушал ее! Ему было все равно, что бы она ни говорила. Он уже принял решение.

— Дэвид все забудет, — бросил он, не оборачиваясь.

— Нет, не забудет. Спроси любого психолога.

— Сейчас у него очень важный период в жизни. — Шелдон молчал, сцепив руки за спиной. Ее слова словно разбивались о его широкие плечи. Но она должна была пробить стену этого равнодушия. — Дэвид был совсем крошкой, когда погибли Джесс и Майра. Ему только-только исполнилось шесть недель. Он совсем не помнит родителей, не помнит и взрыва, в котором они погибли и который искалечил его. Все его тельце было в ожогах. Он не знает, откуда взялись шрамы, но хорошо знаком с болью, которая сейчас мучает его. — Шелдон не произносил ни слова, и Дороти добавила дрожащим голосом: — Он знает только меня, верит, что лишь я способна помочь ему. Я не позволю разрушить его жизнь. Я не отдам его чужому человеку.

— Дядя не чужой человек, — хмуро возрази Шелдон.

— Дядя или не дядя, но ты для него абсолютно чужой. Он не знает тебя, никогда о тебе не слышал.