Выход из непростой ситуации ему подсказал начальник флотской разведки: «Напиши рапорт об увольнении, Саня. Я, в свою очередь, в одностороннем порядке расторгну договоры о прохождении службы по контракту с твоими бойцами. Таким образом вы соскочите с крючков наших разведок».
Вот уже неделю Абрамов и его парни наслаждаются необъятными полями вольных хлебов, что нашло подтверждение в беседе с Рут. Капитан невольно построил разговор таким образом, как будто за плечами не было успешных боевых операций, а над головой никогда не волновалась крыша флотской разведки. Он — начальник службы безопасности небольшого отеля. Ни он, ни его товарищи уже не могут себе позволить продавать некачественные услуги. В первую очередь они думают о марке, направлении, живут совсем другой жизнью, работают и зарабатывают деньги.
Однако мысли о прошлом, которые являлись с перекошенным лицом неожиданности и ночного испуга, порой тревожили душу.
Нечто похожее капитан прочел и на лице своего бойца. Он впервые видел Весельчака растерянным, это при том, что сдрейфил он по «профессиональному признаку». Сам Веселовский объяснил свое состояние туманно: «Не по себе стало. Перевес был не в мою пользу. Они — профи, Саня. Если хочешь, я столкнулся не с рядовыми спецназовцами, а с дипломированными офицерами».
— Рут Небенфюр, — протянул Абрамов, глядя на Джеба. Они сидели в кабинете капитана и потягивали пиво.
— Знакомая фамилия? — спросил Блинков.
— Очень знакомая. Где-то я слышал ее, но при каких обстоятельствах... — он развел руками. — Вспоминается немецкий ученый доктор Клаус Небенфюр. В мореходке и в спецшколе нам не раз давали эту тему.
Доктору Небенфюру одному из первых пришла в голову идея об использовании ракет «Фау-2» в подводном флоте. Потому что простые пехотные ракеты уже по определению не устраивали подводников. И вот в ответ на бомбардировки Германии было решено подвергнуть Нью-Йорк ракетному удару. Сделать это предполагалось с подводных лодок, несущих водонепроницаемые ракетные контейнеры.
— Заказ на три таких контейнера был выдан, если не ошибаюсь, Штеттинской верфи в декабре 1944 года, — припомнил Абрамов, — но ни один из них так и не был изготовлен до конца войны. К тому времени отдельные элементы этого комплекса уже испытывались на Балтике. Согласно проекту, после выхода в район запуска кормовые отсеки контейнера заполнялись забортной водой, и он разворачивался в вертикальное боевое положение. Крышка ракетной шахты откидывалась, и по команде с борта субмарины мог происходить запуск. Высокой точностью «Фау-2» не обладали, разброс до восьми километров. Но представь, Женя, что три ракеты попадают в разные места «Большого яблока».
— Похоже на современный теракт.
— Да, есть сходство. Город охватывает паника, ее волна накрывает правительство Штатов, Америка забывает о втором фронте. Вот, собственно, на что рассчитывало немецкое командование. Ну ладно, это история, к нашему делу она не имеет отношения.
— Точно, — подтвердил Николай Кокарев, присоединяясь к товарищам. — Это развлечение не из тех, что стоит заказывать на дом. Весельчак сам не свой ходит. Всех профессионалов перебрал. Я его успокаиваю: "Ты где их встретил, на берегу? Так вот это были пограничники, агенты «Гринписа», так что не паникуй. — Кок рассмеялся, перевязал по-новому волосы на затылке и хлебнул пива. Николая можно было лепить в воске и выставлять в музее восковых фигур — мимо не пройдешь. Даже без камзола и шляпы с плюмажем он виделся настоящим пиратом. — Я только что от Рут. Сидит потерянная, взгляд типа «А у меня семья». Я киваю: «Семья — дело выгодное».
— Зачем ты к ней заходил? — строго спросил Абрамов, сдвинув брови.
— Развеять подругу. Она, между прочим, попросила тебя подняться к ней.
3
— Я должна кому-то доверять... — Рут говорила сбивчиво, то пряча глаза, то надолго задерживая взгляд на капитане. — Ваш парень заходил ко мне. — Она приподняла забинтованную руку и коснулась раны. — Он сказал: «Ты что, сюда штекер подключаешь?» Николай прав — я хочу подключиться к вашей розетке, у меня нет другого выхода.
Абрамов не перебивал, давая ей высказаться. Сомнения начали тревожить его, когда он впервые перешагнул порог ее номера. В глазах девушки он увидел не только страх, в них плескалось что-то до боли знакомое. Он мог дать руку на отсечение, что где-то в самой глубине ее глаза улыбались.
— Вы поможете мне, а я помогу вам.
На сей раз пауза затянулась, и капитан спросил:
— Речь идет о благодарности?
Рут услышала оскопленный синоним.
— Нет, — она покачала головой, — я не говорю о признательности.
— Почему бы вам просто не перейти к делу? — мягко подстегнул ее капитан.
«К делу так к делу».
Она щелкнула шариковой авторучкой и набросала на листе бумаги, предназначенной для объяснительной записки, несколько строк. Абрамов принял листок.