Народ Моржа

И вот перед ним последнее кровавое пятно. Дальше таких пятен нет. Несчастье случилось здесь. Мамонт остановился и долго принюхивался — поверху и понизу. Ничего. Разве что слабый запах двуногих, но он более старый, чем запах беды.

Рыжий вполне уже мог повернуться и уйти по своему следу. Он выяснил главное: двигаться здесь стало опасно, и никто не должен больше этого делать. Нужно предупредить «своих», передать им полученное знание. Однако сородичи не были свидетелями беды, а знание старого самца, который уже не вожак, может и не остановить их — когда дети голодны, мамонтихи забывают об осторожности.

Это — одно. А второе… Что за опасность возникла там, где ее не было раньше? Может быть, она возникнет и на других путях? Нужно, обязательно нужно понять, что это: яма, болото, острый камень? Ничего такого здесь нет…

Снова и снова обнюхивал Рыжий кровавое пятно и ничего не понимал. Тогда он стал щупать его раздвоенным концом хобота. Там было что-то твердое и острое, похожее на пеньки обломанных кустов, — странно. В конце концов Рыжий ухватил пучок травы вместе с этими пеньками и потянул привычным движением, словно собирался сорвать и отправить в рот. Сорвать не удалось — пук травы поднялся в воздух вместе с большим куском дерна. Рыжий отпустил захват, уронив добычу на землю, и понял, что это — не дерн.

«Это какой-то твердый предмет. Наверное, именно он и есть опасность — ничего другого здесь нет. Тот самец наступил на него, когда поставил ногу в старый след, и начал умирать».

Рыжий несколько раз перевернул предмет, стараясь его запомнить — сквозь запах земли и крови сородича он чувствовал лишь слабый запах кости, дерева, кожи. И еще — запах двуногих. Предмет, несомненно, имел к ним отношение: «Двуногие — опасность — тропа… Они сделали опасным проложенный мной путь?!» Это противоречило опыту многих последних лет. И странным образом смыкалось с давней, почти забытой информацией, не подкрепленной личным опытом. Информацией, которую когда-то приносили мамонты, бредущие со стороны закатного солнца — о том, что двуногие падальщики способны наносить ущерб здоровым и сильным. Для этого они используют неживые предметы. Рыжий и без них знал, что двуногие убивают при помощи неживых предметов — видел такое. Но тогда это была скорее помощь, чем ущерб. И вот теперь убивающий предмет оказался на тропе сородичей.

В конце концов Рыжий подхватил опасную находку хоботом и, широко качнув им, отбросил далеко в сторону — на каменистый склон долины. А потом двинулся дальше — все так же шаг за шагом тщательно проверяя каждую вмятину на земле. Эти вмятины вскоре кончились — далее мамонты обычно разбредались в стороны и двигались каждый своим маршрутом, выдерживая лишь общее направление. Ничего подозрительного больше не встретилось. Рыжий уже очень сильно хотел есть, но все-таки прошел по тропе еще раз — в обратном направлении. Тот факт, что он СМОГ СДЕЛАТЬ опасное место безопасным, его не обрадовал, он даже не задумался над ним. Его волновало другое: двуногие сделали безопасное место опасным. Это искажало привычную уже картину жизни.

«Как совместить убивающий предмет на тропе и кучи еды, которые складывают в степи двуногие? Эти кучи торчат из-под снега зимой, сухую траву так удобно брать хоботом — даже мамонтятам. Я разрешал самкам с детенышами подходить к этой еде, разрешал не бояться двуногих — они никогда не наносили им ущерба».

Пожалуй, Рыжий был не в состоянии сообразить, что именно изменилось. Для него важен был сам факт изменений. Если они начались — когда-то он уже пережил такое — значит, прежнему опыту и памяти доверять нельзя. Раз безопасное становится опасным, значит, все нужно проверять заново. Да-да, все! Однако мамонт чувствовал, что на это у него не хватит сил — он стар, не накопил за лето достаточно жира и зимой умрет, если не будет все время пастись: «Значит, надо проверить что-то самое важное. Что? Наверное, нужно узнать, как изменились двуногие. Стали ли они другими?»

Рыжий не смог даже насытиться до конца — забытое, но когда-то такое привычное беспокойство овладело им. Он вновь почувствовал, что отвечает за жизни «своих» — многих, многих «своих». И он пошел туда, где в конце каждого теплого сезона возникали груды сухой травы: «Там часто копошатся двуногие — они попытаются нанести мне ущерб?»

Его ждало разочарование — возле травяных куч двуногих не было, хотя все вокруг пропахло ими и их животными — лошадьми и собаками. Оставалось лишь проверить, не сделалось ли и это место опасным. Бывший вожак стал приближаться к стогам — кругами, постепенно сужая их и обследуя землю перед собой. Трава вокруг была срезана двуногими, так что предметы на земле хорошо различались. Впрочем, кроме камней, сложенных в кучки («Чтоб не мешали резать траву», — догадался Рыжий), никаких предметов не попадалось…