Наш Современник, 2007 № 03

В это трудно поверить: пятидесятилетняя, уже надорванная деревенской работой женщина почти в одиночку собирает избу, перевезенную с места будущего водохранилища. Что движет ею? Необходимость? Но помимо необходимости “…Подхватил ее опьяняющий порыв, сродни любовному… Только одно и знала Агафья — скорей, скорей к избе, только там она и успокаивалась. Просыпалась среди ночи, пронзенная нетерпеливым толчком, и не могла дождаться: “Где ж это утро-то запропастилося?”… Не успевала закончить одно дело, а руки уже просили другое…”

Кто-то назовет Агафью насмешливым словом “трудоголик” — слово появилось у нас не так давно, чтобы принизить, отделить трудолюбцев от тех, кто работает расчетливо, для денег, на которые потом покупаются удовольствия. Но труд всегда был для народа святым понятием. В “Избе” художественно воплотилась высказанная Распутиным в одной из статей последних лет мысль о том, что в отринувшей Бога России труд стал религией. Образ Агафьи и образ избы как части ее, продолжавшей жить духом своей хозяйки и после того, как она оставила этот мир, превращают житейскую повесть в поэму о великой труженице.

И — новый прорыв — от события самого заурядного, каким является пережидание метельного снегопада, — на высоту всеобъемлющего символа. В рассказе “В непогоду” 2003 года шторм, разыгравшийся на байкальском побережье, предстает как расплата, как наказание за людское зло, переполнившее землю. Над миром висит угроза всевозможных катаклизмов, и пусть она преувеличена в ежедневных “ледяных потоках новостей”, но ведь с чего-то начинался Всемирный потоп. И крах Римской империи, погрязшей в пороке. И чем лучше мы, куда устремились, провозгласив “свободное” искусство, все более напоминающее грязный омут? И мысли о смерти: успеть бы приготовиться… Переходы состояний: тревога, страх, гнев, печаль, раскаяние — создают полную драматизма картину переживаний современного человека.

Рассказы “В непогоду”, “Под небом ночным”, повесть “Дочь Ивана, мать Ивана” принадлежат уже XXI веку.

Повесть получила премию в Китае (не странно ли?) как лучшее зарубежное произведение года. В России она была встречена и похвалой, и хулой. Единомышленники-патриоты поддержали писателя, демпресса доходила до улюлюканья.

Читательская конференция по повести “Дочь Ивана, мать Ивана” в Иркутске осенью 2004 года показала, что интерес к ней огромен — областная библиотека не вместила желающих поучаствовать. Выступая, Распутин признавал: да, повесть с изрядной долей публицистики и писалась трудно, но и не написать ее не мог — потряс реальный случай из иркутской жизни, когда насильник был убит матерью потерпевшей прямо в зале суда.

Не просто было оценить новое произведение писателя, поскольку насильник — выходец с Кавказа (как это и было в жизни). И не потому ли так трудно далась повесть автору, что тема для русского писателя оказалась неожиданной? Сибирь всегда была многонациональной, но пришла пора говорить о засилье пришельцев из ближнего и дальнего зарубежья: “Китайцы хитрее, кавказцы наглее, но те и другие ведут себя как хозяева, сознающие свою силу и власть”. Это — правда, и Распутин сказал о ней без околичностей.

Можно не соглашаться с автором в каких-то деталях, например: как это у рассудительной и волевой Тамары Ивановны дочь бросает школу и идет на курсы продавцов? или: отчего так отрешен от происходящей в семье драмы сын Иван? Озаренный русским словом, которое “сильнее гимна и флага, клятвы и обета”, не слишком ли он “идейный” для своего времени и своего возраста? Хотя и ответить нетрудно — несчастная Светка выдалась в слабого отца, а сын — в сильную мать, так бывает. Кому-то не понравилось отношение к скинхедам: видите ли, Иван во время изгнания и избиения ими подростков-наркоманов из бывшего детского кинотеатра “Пионер” “со своей нейтральной полосы был, конечно, на стороне скинхедов”, а еще во время рыночного погрома помогал казакам. Да и сам выстрел Тамары Ивановны… Это — насилие! Но писатель прав: на засилие зла ответом может быть и насилие. Где нет правосудия — там жди самосуда, надо отличать следствия от причин и устранять причины, а не стенать по поводу следствий. Давать свободу злу означает не давать свободы добру — пора осознать давно известную истину и не винить писателя в правдивости созданной им картины.

Что же касается публицистичности повести, то вспомним “Пожар”, упрекаемый в том же, и то, как обернулся он метафорой перестройки, ныне называемой катастройкой.