Настоящий джентльмен. Часть 1

Послевоенное поколение было воспитано по-спартански, верхом добродетели было невкусно питаться и не бояться холода. Спальни обычно не отапливались, школьники ходили в коротких штанишках даже зимой. Помню, февральским днем встретил на улице девушку в коротенькой юбочке, она была без чулок, в газовой прозрачной блузке, синеватая от холода. Крупная дрожь сотрясала ее хрупкое тельце, изо рта вырывались слова протеста: «F-f-fucking cold!»

К апрелю началось самое интересное. С чужой грязью было покончено, настало время творить свою красоту. На камденском рынке я нашел традиционный викторианский камин, вставку из тонкого литого чугуна с красивой решеткой и элегантным обрамлением. Легкую ржавчину отчистил стальной ватой и покрыл специальной графитовой мазью, после полировки она давала неяркий благородный блеск с серебряным отливом. Под решетку подвел тонкую газовую трубку с вентилем, чтобы мой камин полыхал бездымным пламенем, как вечный огонь на Марсовом поле в Ленинграде.

Этот почти дворцовый ансамбль завершил резной каминной полкой с двумя стояками. На мрамор денег не было — поставил деревянную, тщательно покрасив блестящей белой краской.

Тереза как-то привела меня в гости к знакомой профессорше, ее звали Керим. «В переводе с казахского, — пояснила Тереза, — «керим» означает «удивительный, прекрасный»; скорее всего, слово позаимствовали из арабского, где оно значит «щедрый, благородный». Керим вполне соответствовала своему имени — и манерами, и внешностью, и убранством своего дома. Меня поразили обои. Пределом мечтаний питерского обывателя были финские обои, которые можно мыть. Пластмасса в чистом виде. Но тут стены были покрыты тончайшим зеленым сукном вроде того, которым до революции крыли ломберные столики для игры в карты. При этом на сукне от пола до потолка не было ни единой морщинки. На фоне этой благородной зелени прекрасно смотрелись картины и украшения. Оказалось, что это обои — сукно, нанесенное на бумажную основу. В моем строительном магазине такой красоты я не нашел, но отыскал нечто подобное — рулоны обоев из зеленой мешковины, рогожки из джута или сизаля, то, что по-английски называется hessian, а за океаном — burlap.

Клеил тщательно, не торопясь, чтобы клей случайно не попал на материю, не испортил бы мне дворцовый эффект. Ковер фисташкового цвета от стены до стены завершал тщательно обдуманный ансамбль.

В мае, после полугода работы, мы наконец переехали в две готовые комнаты — гостиную и кухню. Гостиная тут же превратилась в спальню, а в кухне Галочка оборудовала себе рабочий кабинет.

Технические переводы

В 1970 году баррель нефти стоил 1 доллар 70 центов. В год нашего отъезда, 1975-й, цена поднялась до 10 долларов 43 центов, а к описываемому времени кривая графика перевалила за 30.

30 американских долларов за баррель! В СССР хлынул поток иностранной валюты. ЦК КПСС, хоть и прижимистая организация, могла себе кое-что позволить. Скажем, помогать борцам против мирового империализма или выделять фонды на покупку оборудования. К этому оборудованию прилагалась документация — чертежи, описания. Советские министерства и ведомства требовали все переводить на русский язык, и западные фирмы вынуждены были искать технических переводчиков.

Переводчиков было мало, работы много. По закону спроса-предложения платили хорошо, до 50 фунтов за тысячу слов. Мой коллега и приятель по стенгазете «Самодур» Фима Майданик надиктовывал по 2 тысячи слов в день. Я знал это от Галочки, она распечатывала его кассеты, которые я ей с оказией привозил с работы. Галочка справедливо рассудила, что и мне надо этим делом заняться. Фима поделился секретами мастерства. Тогда на экраны вышел фильм «Grease» («Бриолин») с Джоном Траволтой, и Фима пояснил, что, например, в техническом смысле grease — это «консистентная смазка», она бывает твердой, для смазывания паровозных букс, и мягкой, для смазывания подшипников. Нечего и говорить, что этот фильм с Траволтой я потом только так и называл: мюзикл «Консистентная смазка».

Я обзавелся толстым политехническим словарем, но ответов на все вопросы там найти не удавалось. Я ездил в иностранную библиотеку, заказывал отраслевые журналы на русском, читал статьи, выписывал слова. Мне открылся мир сурового языка, понятного только посвященным. Помню, особенно поразило животноводство и термин «раздой первотелок».

В отечественной ботанике я нашел среди многочисленных названий очаровательную троицу, символическое триединство бытия. Это растения Швалбея, Низмянка и Завирушка. Есть у них ботанический друг — Мятлик Приплюснутый.

Некоторыми названиями можно безо всяких последствий оскорблять неприятного человека: «пупавка собачья», «мушмула японская» или «аронник пятнистый». В этой же области отыскал курьезный пример перевода: английский термин Black Grass, буквально — «черная трава», переводится как «лисохвост мышехвостниковидный».