Читаем Наступление продолжается полностью

Подполковник предвидел, что противник, пользуясь темнотой, может попытаться балками и перелесками без боя выскользнуть из окружения. Такие попытки, как предупредил его генерал, уже предпринимались противником на соседнем участке. Вот почему Бересов приказал командирам второго и третьего батальонов усилить боевое охранение, но балкам и рощам заранее подготовить пулеметный и минометный огонь и держать батальоны в полной готовности к наступлению.

Посмотрев на часы, Бересов опять перевел взгляд на карту. Теперь Белых, наверное, уже в Комаровке. Вот она на карте: два ряда неровных черных прямоугольников, углом отходящих от маленького крестика. Сейчас разведчики идут по этой улице. Затем свернут налево, мимо церкви. Они идут тем путем, который им указал командир полка. Бересов, казалось, слышал, как в напряженной тишине, осторожно ступая по застывшей грязи, шагают солдаты мимо молчаливых темных хат, смутно маячащих за плетнями. Примерно через полчаса разведчики должны выйти на северную окраину села…

Подперев кулаком подбородок, Бересов продолжал смотреть на карту. Он мог бы сейчас прилечь, отдохнуть. Это было бы очень кстати после сегодняшнего утомительного марша. Но подполковник знал, что не сможет уснуть.

Монотонно тикали на стене пестрые деревенские ходики, отпуская время по строго размеренной своей мерке. Где-то далеко, по безлюдным улицам Комаровки, шли сейчас посланные им разведчики. И вместе с ними, склонившись над картой, отягощенный своей большой командирской заботой, мысленно шагал командир полка.

Ольга расстегнула тяжелую намокшую шинель и, сев на скамью, облегченно вздохнула. Когда пришли в местечко, командир роты старший лейтенант Скорняков сказал, что привал, вероятно, продлится до утра. Хотелось сидеть вот так, неподвижно. Ольга устало откинулась спиной к стене и прикрыла глаза. Но вдруг в сенях что-то стукнуло, грохнуло. Открылась дверь, и кто-то, еще не вошедший, густым голосом спросил:

— Медицина здесь проживает?

С трудом протискиваясь через низкую дверь, в хату вошел высоченный боец с толстой сумкой на боку и с ручным пулеметом, на который вошедший опирался как на палицу. Это был парень с широким, открытым лицом, которое все, начиная от глаз, сверкавших озорным огоньком, и кончая большими оттопыренными ушами, казалось улыбающимся.

— Здоровеньки булы! — сказал он. — На работу идем, а пакетиков недохват. Может, выручите нас?

— Откуда вы? — спросила Ольга. — Какое подразделение?

— Глаза и уши. Шахрай — моя фамилия.

— Из разведки?

— Так точно. А вы новенькая?

Шахрай уселся на жалобно скрипнувшую под ним табуретку и вытащил из кармана брюк блестящий никелированный портсигар с хитроумным окошечком посредине. В портсигаре что-то щелкнуло. Из окошечка выскочила папироса. Шахрай схватил ее на лету, сунул в рот.

— Вот фокус! — удивилась Ольга. — Откуда это у вас?

Шахрай улыбнулся по-мальчишески самодовольно:

— Из Германии привезли. На память.

Ольга взяла мешок с перевязочным материалом.

— Сколько вам? — спросила она, выкладывая на стол индивидуальные пакеты.

— Девять. Да старшине десятый.

— Говорят, он у вас герой? — вспомнила она рассказ Зины.

— А как же! — лицо Шахрая стало важным. — Промеж глаз у немцев пройдет — не заметят. Один раз я сам видал: как щелкнет под ним мина, он от нее. Как рванет она! Мы наземь пали. Глядим, а старшина идет, и хоть бы что ему. Вроде не на мину, на лягушку наступил.

— Неужели правда? — недоверчиво спросила Ольга.

— Сам видел! — решительно подтвердил Шахрай. — У нашего старшины всегда все благополучно. Мы знаем, как ходить. По тонкому расчету. Недаром наш хозяин на «гражданке» счетоводом был.

Ольга улыбнулась недоуменно:

— Знаменитый разведчик — и счетовод!

— Ну и что ж? — в свою очередь удивился Шахрай, сгребая со стола пакеты. — Это только в кино, если счетовод — то делопут, и обязательно людям на смех. А на деле и счетоводы геройские бывают. Дело не в должности… Ну, спасибочко вам!

Шахрай рассовал пакеты по карманам, вскинул за спину свой «ручник» и неторопливой походкой вышел из хаты, осторожно затворив за собой дверь. Ольга посмотрела ему вслед, прибрала перевязочный материал, подкинула в печь дров и, поеживаясь, села к огню: хата была выстужена, от выбитых, наверное, при бомбежке и кое-как заткнутых окон тянуло холодом.

У печки девушка согрелась. Теперь ее клонило в сон. Ольга прикрыла глаза. Сейчас, где-то по снежному полю, в неизвестность идут старшина Белых и его девять разведчиков. А она здесь греется… Помнит ли Белых, как он поучал ее?.. Теперь она не сердится на него за это… Ведь он от прямоты души…

Незаметно Ольга задремала перед раскалившейся печью, теплота ласкала ее лицо, руки и колени…

— Товарищ санинструктор, кушайте быстренько!

Вошедший санитар-ездовой, степенный дядька, поставил на стол дымящийся котелок и сказал:

— Командир роты собираться велел. Сейчас выступаем.

<p><strong>Глава 2</strong></p><p><strong>ДВЕ РАКЕТЫ</strong></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза