— Понимаете, раньше все главные роли мне доставались, а теперь паскуда-режиссер сказал, что формат у меня не тот стал, мол, морда слишком потерта уже жизнью для Гамлета и седины с морщинами много. Старый, видите ли, я стал. И теперь мне приходится играть персонажей, что за весь спектакль молвят одну лишь фразу “Кушать подано-с” или “Не изволите ли взять зонт, сударь? Кажется, дождь начинается”.
Морщины – дело спорное, а вот ораторского мастерства ему было не занимать. Однако тут мы не на сцене, так что я с чистой совестью эту исповедь прервал.
— Ты мне зубы не заговаривай, на свадьбу зачем приперся?
— Так я и говорю же… Не хватает мне всего этого. Публики признания, восхищенных женских взглядов, праздника жизни, так сказать. Вот и бывает, что раз в неделю я захаживаю на свадьбу чужую. К тому же, поесть и выпить знатно можно. Так что, товарищ милиционер, отпускайте меня с Богом. Нет такого преступления — на свадьбы чужие заявляться.
— Преступления нет, но вот если я гостям все расскажу, то морду тебе поправить могут на раз-два. Для симметрии будет два фонаря, вникаешь?
— А зачем им говорить? — искренне возмутился актер. — Вы сами видели, как я народ веселил и речи толкал. Я же живость и изюминку внес. Теперь будет что вспомнить. А то, что драка из-за меня учинилась, так это только на руку. Всем запомнится такая свадебка. Чего обсуждать, как скучно сидели за столом, а моменты мордобития через десятки лет вспоминать будут. И улыбаться, и вздыхать от ностальгии. Какими мы все были молодыми и дурными… Так что сие торжество я ни коим образом не ущемил. А, скорее, наоборот. Внес, так сказать, кульминацию в сегодняшний вечер.
Я призадумался. А ведь Яков Андреевич чертовски прав. Без его присутствия свадьба смотрелась бы пресновато. Получается, что он сработал как подсадной тамада. Но бесплатно, за еду отрабатывает.
— Ладно, — махнул я рукой и вернул ему паспорт. — Обойдемся без отделения, – конечно же, никуда я его доставлять изначально не собирался, просто хотел пугануть и выгнать на улицу. — Иди домой. Ну или в театр.
— А остаться мне нельзя? — умоляюще посмотрел на меня актер. — Хорошо тут у вас. Душевно.
— Как же ты останешься, если дядя Петя крови твоей испить хочет.
Гусар только по-барски махнул мягкой рукой.
— Да ерунда это все, вот увидите, через пять минут мы уже с ним брататься будем, выпьем по стопке, а он мне станет жаловаться на жизнь и рассказывать про то, что жена его страдает от алкоголизма.
— А разве его жена много пьет?
— Пьет он, а она – страдает. Ну так что? Пустите меня обратно?
— Проходи. Только женщин чужих не лапать, драк не учинять и серебро столовое не тырить.
— Да там нержавейка же. А с драками веселее, разве нет?
— Ничего веселого, травматология у нас в городе на пятом этаже, и лифта там нет.
— Ну, да, — вздохнул актер, потирая фингал, — такое только в нашей стране может быть.
Я пустил “тамаду” обратно в зал. Там уже все забыли про недавний инцидент и веселились вовсю.
Актер быстро влился в “родную” компанию и уже следующий тост задвигал (как всегда, стихами), предлагая выпить за преданность, декларируя о таком высоком чувстве незамысловатые строчки.
Опять умчались птицы в край неведомый,
И снова наступают холода…
И только мухи человеку преданы,
Не улетают, твари, никуда…
В общем, свадьба удалась… А наутро хмельные гости заполонили квартиру родителей Быкова (своей у Антона пока не было), чтобы подлечиться. СССР (а потом и Россия, конечно) — это единственная страна в мире, где выражение “поправить здоровье” означает взять и нажраться еще больше, чем вчера.
Отпуск мой пролетел незаметно. Не успел глазом моргнуть, как пора в Москву собираться. Дел много успел сделать. Быкова женил, Погодина дружить отдал. Еще бы Илюху Трошкина пристроить в хорошие женские руки.
Ту девушку в красном платье с носом звали Женя Свиридова. Она медсестрой оказалась, и с Федей они стали встречаться. Пока просто за руки держались и купаться на городской пляж ходили, мороженное поедать.
Родителей я повидал, отца еще раз пропесочил по поводу его несанкционированных ходок. На старую работу сгонял. С Паутовым пообщался. Тот пожаловался, что преступность на спад и не думает идти. Начальство к тому же нарезает задачи борьбы с белыми воротничками, что совершают деяния неправомерные в хозяйственной сфере. Линия ОБХСС постепенно становилась главной.
— Больше формализма в нашей работе становится, Андрей, — рассказывал Аристарх Бенедиктович. — Вот даже взять народные дружины. Если раньше людей зачисляли по желанию, то теперь ради галочки комплектуют ДНД. Механически, так сказать, целыми трудовыми коллективами, без принципов индивидуальности, отбора и соответствия высокому званию дружинника. Понимаешь?
Паутов прав… Приближалась перестройка, мать ее… Все закономерно шло к сращиванию криминала и цеховиков. Организованная преступность в СССР (которой в отчетах и докладных не существовало как таковой) все больше принимала экономический характер.