Не говорите Альфреду

Действительно, мы больше не слышали ничего о походе на Восток; они с большим удовлетворением обосновались в лучшей гостевой комнате над Зеленой гостиной. Похоже, долгое вызревание божественной нематериальности могло произойти с не меньшим успехом в «Отель-де-Шарос», чем в сибирской тюрьме, – здесь, пожалуй, даже лучше, поскольку они не могли быть уверены, что найдут в этой тюрьме дзен-мастера, в то время как превосходный таковой имелся в Исси-ле-Мулино. Дон чувствовала себя усталой и не горела желанием заново созерцать дорожную мудрость. Дэвид сообщил все это Милдред Юнгфляйш, и она любезно передала это дальше. Ни я, ни Альфред не удостоились никаких объяснений, но, вероятно, предзнаменования указывали на длительный срок их пребывания у нас. Я купила колыбельку в стиле ампир, установила ее в Зеленой гостиной и наложила запрет на использование синей пластиковой в любой из занимаемых нами комнат. Это был единственный шаг, который я предприняла для утверждения своей индивидуальности.

Глава 13

Валюбер присоединился к сонму воздыхателей Норти. Без сомнения, подобное было неизбежно, но меня это беспокоило, поскольку он принадлежал к совершенно иной категории по сравнению с другими: светский человек, опытный обольститель, с массой свободного времени. Я считала, что Валюбер оставит от бедного ребенка одно мокрое место. Кроме того, я очень любила Грейс, свою самую близкую подругу в Париже. Она явно изменила мнение о Норти. Я уже больше не слышала от нее слов «какая милашка». Остальные ухажеры причиняли изрядные неудобства. Они забирали у Норти слишком много времени и внимания и удваивали нагрузку на наш телефонный коммутатор, однако я не считала их опасными. Я вела на эту тему долгие доверительные беседы с Кэти, которая, тепло относясь к Норти и занимая выгодную позицию, была для меня бесценна. Кэти была разумна на специфически английский лад, несмотря на то что немало лет прожила за границей. Она пробыла в посольстве дольше, чем кто-либо другой, начав здесь трудиться еще до войны, во время которой работала со Свободными французскими силами[76].

– Разумеется, специально я не слушаю, – сказала Кэти, – но иногда невольно слышу.

– Слушайте как можно внимательнее, Кэти. Мне важно знать, что Норти затевает. Ведь я за нее отвечаю, не забывайте.

– Вам незачем беспокоиться – она и в грош не ставит ни одного из них. Норти упоминает имя Филипа везде, где только можно. Им, беднягам, наверное, надоело слышать, что она его обожает. Конечно, я имею в виду тех, кто может пользоваться секретной линией, но чувствую, что и для других то же самое. Она ведь вся нараспашку, не так ли?

– Интересно, что обо всем этом думают французы?

– Самое худшее, конечно, но у них всегда так. Если бы у Норти совсем не было поклонников, они бы говорили, что она лесбиянка или что имеет любовника в посольстве. Нельзя принимать во внимание то, что они считают.

– Скажите мне кое-что, Кэти. Она часто разговаривает с Филлис Макфи?

– С кем?

– С шотландской девушкой, работающей здесь, в Париже.

– Никогда, насколько я знаю.

– Странно. Когда она не хочет что-то делать, то всегда в оправдание ссылается на Филлис Макфи.

– Та, вероятно, заперта в каком-то офисе, где не может пользоваться телефоном.

– Что ж… – вздохнула я, – хотела бы я знать.

Я не спросила Кэти о месье де Валюбере, но понимала, что он постоянно на линии. Я также заметила, что Филлис Макфи, чье имя доселе возникало с регулярными, но разумными интервалами, теперь, похоже, стала неразлучной компаньонкой Норти.

– Норти, тебе не кажется, что ты несколько запаздываешь с моими письмами?

– Не так уж плохо – осталось штук двенадцать.

– Почему бы тебе не сесть и не закончить работу с ними после обеда?

– Сегодня вечером мы с Филлис Макфи идем на кэтч.

– Кэтч?

– Это французское название вольной борьбы.

– Дорогая, неподходящее занятие для двух девушек ходить одним на борьбу.

– Мы будем не одни. У нас с Филлис есть поклонники. Нас будут сопровождать.

– Как ты можешь такое смотреть?

– Мне нравится видеть, как ужасные люди для разнообразия терзают друг друга вместо милых животных. У чемпиона л’Анж Блана пальцы врача, он знает места, где больнее всего…

– Ничего себе врач! Но все равно остается вопрос писем. Их нельзя откладывать бесконечно.

– Послушай, Фан, ты же знаешь, что сегодня ты обедаешь дома.

– Ты хочешь, чтобы я ими занялась? Но тогда за что я тебе плачу?

– Ты не будешь платить мне совсем ничего до 28 ноября следующего года. Я задолжала тебе до этого срока. Ну, Фанни, будь другом!

– Ладно. Принеси мне свою маленькую пишущую машинку, и я напишу их в постели.