С полчаса, а то и больше, он без остановки сводил и разводил руки соседа, делая ему искусственное дыхание. Постепенно лицо умирающего начинало приобретать прежнюю живую окраску.
Когда прибежали дежурный врач и медсестра, больной уже был спасен.
...Миша слушал внимательно, но, казалось, мало что понимал.
— Этот человек, врач из палаты, оказался настоящим сильным человеком. Ты бы хотел походить на него, правда?
Дальше Лида хотела было сказать, что как важно даже во время болезни оставаться сильным человеком, помнить о других, помогать им, стараться самому скорее выздороветь и, главное, не отчаиваться... Но Миша перебил ее планы:
— Нет, я хотел бы летчиком быть.
Лида немного растерялась. Потом сказала:
— Вот и хорошо. Летчик тоже должен быть сильным человеком. Миша, я хотела сообщить тебе не очень веселую новость... — неожиданно закончила Лида, чувствуя, что все рассказанное ни на шаг не придвинуло ее к неприятному разговору.
— Какую?
— Ты... Мы должны с тобой переселиться. Это ненадолго. Но так просят врачи, они говорят, что тебе там будет лучше, спокойнее...
— Где? — шепотом спросил Миша. — В другом классе?
— Нет, класс у тебя останется тот же. Просто...
— Не пойду! Не хочу! — вдруг закричал мальчик, поняв, о каком переселении идет речь.
Страх и бессилие исказили его лицо. Лида испугалась.
— Ну, что ты, Миша? — она привлекла его к себе. — Почему ты меня не так понял? Это ненадолго, поверь мне. Разве я хочу, чтобы ты уходил?
Искренняя боль, прозвучавшая в голосе Лиды, сломила мальчика. Он уткнулся в ее плечо, но не заплакал, а только утих.
— Не бойся, я с тобой пойду, ты не останешься один... Или ты уколов боишься? Я буду приходить к тебе, мы будем гулять вместе... — торопливо говорила Лида.
Миша больше не сказал ничего. Неожиданно он высвободился, встал и пошел к спальному корпусу. Лида за ним.
По лестницам он взбежал, как будто хотел оторваться от погони. Кинулся к своему шкафу, начал рыться. Достал дорожные шахматы, которые ему купила Лида, авторучку, конверты, тетради, ножичек, удочку... Расстелил на полу майку и сложил все. Получился небольшой узелок. И так же, не подымая глаз, Миша повернулся и вышел из палаты.
У изолятора он остановился. Недетская забота омрачила его лицо, и он сказал:
— Как придет письмо, принесите.
— Конечно.
Лида взяла его за плечи.
— Ты... здесь слушайся, не шали, — стала она говорить, чувствуя, что любые слова, сказанные теперь, бесполезны. А может, и не нужны слова?
Лида нагнулась и крепко поцеловала его. Он посмотрел на нее с удивлением. Лида подбадривающе улыбнулась:
— Ну, матрос, иди. Все будет хорошо...
Он ушел. Лида еще долго стояла под окнами, ждала чего-то. Но ни одна ослепительно белая занавеска не колыхнулась.
XI
Прошло несколько дней. В палате мальчишек дни и ночи напролет стояла неестественно аккуратная, всегда заправленная пустая кровать. Лида старалась не замечать ее.
К исчезновению Николаева из палаты ребята отнеслись спокойно. Раз Лидия Афиногеновна сказала, что он скоро вернется, что его для проверки положили в изолятор, значит так оно и есть.
А Лида и сама не знала, когда он вернется. Шли дни. У Миши держалась температура, он сильно кашлял, часто бредил. Около него день и ночь дежурили врачи.
Однажды, прямо в столовую, где в это время обедал шестой «В», прибежала нянечка.
— Лидия Афиногеновна, ступайте в изолятор! Николаеву совсем плохо, вас зовет...
Лида помчалась, на ходу стаскивая с себя халат, будто прилипший к платью.
Не помнила, как добежала до изолятора. Ее пропустили без разговоров.
В пустой широкой палате стояла одна-единственная кровать возле окна. На ней лежал Миша.
Медсестра, заметив Лиду, поспешно вышла, не желая им мешать.
— Миша, — тихонько позвала Лида.
Он открыл глаза. Какие же это были безжизненные, равнодушные ко всему глаза! Лиде стало страшно.
— Миша, я пришла, ты звал? — сказала она.
Бледные губы мальчика дрогнули, лицо скривилось, как будто он собирался расплакаться.
— Я умру, да? — шепотом спросил он.
— Мальчик мой глупый! Что ты болтаешь? — Лида склонилась к нему. — Кто же тебе разрешит это, а?
Он внимательно вслушался в ее чересчур бодрый голос и снова спросил:
— А это больно?
Лида стиснула зубы. Что она может! Только слова в ее распоряжении. Но какими словами потушить эти вопросы, отогнать страх и неверие?
— Слушай, давай договоримся: ты больше не будешь задавать мне таких вопросов! Ты сам понимаешь, что они нехорошие, нелепые...
Он отвернулся и, казалось, потерял совершенно интерес ко всему.
Лида села на его кровать, стараясь уловить его взгляд. Вдруг она решилась.
— Миша, а я с перепугу-то, как услышала твои остроумные вопросы, забыла, что тебе есть письмо, — радостно сказала она.
— Письмо? — он с усилием повернул голову.
— Ну да! От отца! Прочитать?
— Да.
Лида порылась в кармане, нашла какой-то чистый листок, торопливо развернула его и сказала:
— Ты закрой глаза, я тебе буду читать, ладно?
Он послушался.
И Лида «прочитала»: