Не ходи в страну воспоминаний (СИ)

Проснувшись утром не в своей постели, Георг не удивился, он помнил куда попал, удивился только солнцу. Прежде ему еще не доводилось быть здесь при свете дня. Уютная маленькая комната была обставлена скромно, но на немногочисленной мебели, да и везде, где только можно, стояли кувшины и склянки, колбы и чаши, бочонки и тарелки, а стены и потолок увешивали старые тележные колеса с гирляндами трав, висячие потухшие лампады, нити с сушеными яблоками и грибами. У окошка хозяин дома рассыпал по мешочкам толченую траву.

— Проснулся? — бодро приветствовал маг и оставил свое занятие. — Сейчас я принесу тебе попить горячего молока с медом и пирога.

Мальчишка присел на кровати, подоткнув подушку под спину, и принялся за принесенный завтрак без особого аппетита.

— Кушай, Георг. Я маг, так просто и зови меня, нас так все называют, мы безымянный род.

— Я больше не хочу, спасибо.

— Мало… — вздохнул старик, — что ж, полежи немного.

— А можно пройтись по комнате, посмотреть?

— Нет, не стоит.

Мягкий голос мага излучал заботу, и мальчишка тут же поверил, что не стоит.

— А давно утро? Я никогда здесь не видел солнце.

— Давно. Только тебе под его лучи нельзя, ты слаб. Поспи еще, не повредит.

Но сна не было ни в одном глазу. Георг немного посидел на кровати, потом снова полежал, с любопытством рассматривая убранство белого волшебника. А тот, вернувшись к своим занятиям, иногда поглядывал на своего подопечного. Потом раскурил одну из лампадок.

— Ты болен, мальчик мой, — тихо констатировал он, — ты очень болен.

— Я знаю.

— Болезнь ослабила тебя, и из-за этого тебе теперь многое нельзя.

— Да, я это тоже знаю.

— Нельзя простужаться, нельзя утомляться, нельзя волноваться. У тебя хрупкое здоровье, ты должен беречь себя.

Георг стал чувствовать, как аромат сладко пахнущей травы полностью заполняет комнату и становится гуще. И совсем не выветривается, хотя окно домика открыто настежь.

— Я о тебе позабочусь, мы о тебе позаботимся, — участливо продолжал маг, — ведь ты так несчастен… все, что тебе нужно, это покой, и никаких переживаний. Только покой.

Старик опять вздохнул, и его голос, с нотками жалости, всколыхнул в мальчишке настороженность.

— Беда… беда… когда все было нормально, тогда все ничего страшного. А теперь любая мелочь может все обострить, ведь ты такой хрупкий. Такой уязвимый. Маленький беззащитный ребенок. Осторожно!

Георг попытался возразить, и даже встать для этого с кровати, но маг всплеснул руками и придвинулся к нему поближе сквозь совсем задымленный воздух.

— Осторожно! Зачем ты резко встал? Голова не кружится?

— Нет, со мной все в порядке.

— Ох, что ты такое говоришь, ты только взгляни! Еще немного и ты упадешь без сил, тебе нужно лежать. Ты слаб. Ты болен. Ты тяжело болен.

Он так говорил, словно уговаривал. Дышать запахом трав было приятно, и именно этот запах, как ни странно, заставлял верить всему, что говорил маг.

— Хорошо.

— Укройся потеплее.

— Хорошо.

— Это ничего. Проживем, правда, мой мальчик?

— Правда.

— Очень важно, что ты это понимаешь. Как хорошо, что ты это понимаешь.

— А что будет завтра?

— Завтра будет завтра. Нельзя утомляться, нельзя волноваться, помни об этом всегда, и все будет хорошо…

Георг закрыл глаза. Секунды спустя стало вновь клонить в дрему. Заклятие мага все повторялось и повторялось, бодрость под этот ритм быстро уходила из тела строевым шагом, как по приказу. Стало чудиться, что тело без силы пустотелое, и беззащитнее и слабее его нет никого на свете.

— Мама…

— Мама позаботится о тебе, — прошептали у самого уха, — кто же, если не мама?

— Папа…

— И папа тоже. Ты только не тревожься, тебе нельзя тревожиться. Тебе нельзя…

— Оливия…

— Какая Оливия? А, это тебе что-то приснилось… лежи.

Георг, прикрывший глаза, широко распахнул их и увидел маму, сидящую на краю его кровати, в его комнате. Она опять поглаживала его по волосам и глядела ласково-ласково, любяще-любяще взглядом полным материнской жалости к своему горячо любимому ребенку. Мальчишка внезапно понял, что его этот взгляд испугал.

— Мама, я пойду погуляю! — и резко откинул одеяло.

— Ты что?! Куда? — у несчастной от ужаса повысился голос. — Ты вчера убежал на улицу, на такую жару, и вспомни, что было! Тебе стало плохо!

— Нет, не от этого. А сегодня я себя хорошо чувствую!

— Ты хочешь, чтобы и меня и тебя снова лекарствами отпаивали?! Тебе нужно больше отдыхать…

— Я в больнице отдохнул.

— А ты забыл, что тебе в больнице доктор сказал?

— Я еще не умер, мама! — рявкнул во весь голос Георг, и тут же осекся. Это прозвучало резко, но чувство вины, вспыхнувшее следом, не умалило его решимости. — Поэтому я пойду гулять!

— Ты совсем мать не жалеешь…

— Извини, мама. Но меня вот так… вот так жалеть не надо… я сам уже чувствую, когда мне лучше полежать, а когда можно и выйти на улицу. Я сам, хорошо? Я сам.