(Не) люби меня

Я ответила ей вежливой улыбкой, хотя в душе у меня похолодело. Цвета королевского дома? Лиловый? Ах, я все-таки, слишком мало знала о жизни при дворе. Но Ланвен… Ей-то должно было быть известно…

— Не хотите пройти в оранжерею, метресса? — спросила Ланвен, оказываясь рядом со мной и снова беря под руку. — Скоро дождь, да и ветер подул со стороны пруда… запахло гнильцой.

Мы раскланялись с дамами, получили в ответ не менее учтивые поклоны, и удалились. Но едва оказались в коридоре, где не было свидетелей, я вырвалась от девицы Кадарн, пылая гневом.

— Цвета королевского дома? — спросила я тихо, одернув корсаж. — Вы намеренно сделали это?

— Конечно, намеренно, — она ничуть не смутилась и даже усмехнулась. — Пусть позлятся, глупые щебетуньи.

— Получается, я бросила вызов королеве, — сказала я, понемногу теряя терпение. — Я никогда не сделала бы ничего подобного. При всей моей неприязни к вашей сестре, я понимаю, что она — такая же жертва, как и я.

— Она не обидится, — заверила меня Ланвен. — Пройдемте в оранжерею, метресса?

— Мне не нравятся игры, которые вы затеяли, — я ткнула указательным пальцем ей в плечо. — Несмотря ни на что, я доверяла вам. Вы были со мной честны. Но эта выходка…

— Поверьте мне, это только сыграет вам на руку, — сказала она безмятежно. — Вы можете себе это позволить. И никто вас в этом не упрекнет, положитесь на меня.

— Не желаю, чтобы меня использовали! — воскликнула я.

Ланвен посмотрела на меня внимательно, что-то для себя уясняя, а потом кивнула:

— Хорошо, я поняла, леди. Простите меня. Впредь я никогда не позволю себе ничего подобного.

— Очень на это надеюсь, — процедила я сквозь зубы. — Показывайте оранжерею.

— Прошу за мной, метресса, — почтительно сказала она.

День прошел быстрее, чем мне бы хотелось. Приближалась ночь, и я нервничала все больше. Ланвен заметила это и, расчесывая мне на ночь волосы, сказала, между прочим:

— Не дрожите так. Вы держите короля крепкими путами. Опутайте его еще сильнее, не давайте ему освободиться.

Я мрачно промолчала. Прошлой ночью меня терзало желание, но сейчас я не испытывала прежнего томления. Может, передать королю, что плохо себя чувствую?

В двери постучали, и Ланвен впустила мажордома Лиммерика.

— Его величество спрашивает, — произнес он торжественно, словно зачитывал речь с королевского приказа, — как здоровье метрессы дю Рой, и просит посетить его покои.

— Метресса? — позвала Ланвен, потому что я молчала очень уж долго.

— Передайте его величеству, — ответила я, чувствуя себя так же, как будто прижигала тело каленым железом, — что я принимаю его приглашение и приду к нему после вечерней молитвы.

— Благодарю, — поклонился мажордом. — Я провожу вас, когда вы будете готовы.

— Нет, не вы, — сказала я быстро. — Пусть меня проводит камердинер его величества.

Это его обязанность — заботиться о короле.

Сэр Лиммерик и Ланвен не выказали ни тени удивления, а когда дверь за мажордомом закрылась, Панвен достала полупрозрачную ночную рубашку, разложила ее на постели и произнесла с самым невинным видом:

— Хотите услышать от Верея слова ненависти или слова сожаления?

— Хочу, чтобы он не отлынивал от своих новых обязанностей, — отрезала я, ощутив внезапный прилив сил.

Хватит страдать, Диана. Никто не поможет тебе в этом замке. Даже девица Кадарн при случае будет использовать в одной ей ведомых придворных интригах.

— Достаньте флакон с розовым маслом, — велела я ей, — и протрите мне грудь и плечи.

— Слушаюсь, метресса, — она достала флакон, взяла мягкую льняную тряпочку, и нанесла на нее несколько ароматных капель. — Вы правильно поступаете… если это для его величества.

— Достаньте кармин и пудру.

— Подайте халат, — сказала я.

Ланвен принесла халат из темно-синего бархата, и я надела его, туго подпоясавшись.

— А теперь — чулки, — я мельком посмотрела на себя в зеркало и отвернулась.

Собственный обольстительный вид был мне неприятен, хотя несколько месяцев назад я бы с удовольствием крутилась перед зеркалом, предвкушая впечатление, которое произведу…

— Чулки? — переспросила заинтригованная Ланвен. — Зачем, метресса?

— Самые тонкие белые чулки и кружевные подвязки, — повторила я.

Она принесла все, что требовалось, и я натянула тонкие, как паутинка, чулки с серебряными стрелками, подвязав их повыше колена подвязками, украшенными жемчужными цветочками и серебряным бисером. Потом надела бархатные туфли и встала, готовая к предстоящей ночи. Колокол замковой церкви как раз начал бить девять, оповещая о начале вечерней молитвы. Прошло четверть часа или чуть больше, и осторожный стук в двери заставил меня вздрогнуть.

Ланвен подмигнула мне и помчалась открывать.

— Камердинер его величества пришел за вами, метресса, — объявила она чинно, и я увидела за порогом Жозефа.

Он держал подсвечник с тремя свечами, и лицо у него дергалось, как от зубной боли.

— Я готова, — ответила я спокойно и вышла в коридор. — Посветите мне, пожалуйста, господин Верей, чтобы я видела, куда идти.

— Хорошо, метресса.