Не обещай (СИ)

Какой там — мило посидеть на балконе после крышесносного приветственного секса, попить чай, поесть в конце концов. Холод и сырость знают, что им здесь не место, и будто просят прощения за то, что все-таки нагрянули, застали врасплох носителей шортиков и маечек, испортили им вечер.

Тут волей-неволей не захочешь никуда вылазить из кровати, а будешь кувыркаться дальше, уже хотя бы для того, чтобы согреться. Или просто повозиться друг с другом.

— Есть охота, — замечает Рик, погрызая мое ухо.

У меня урчит в животе.

— М-гм, опять придется пиццу заказывать, — невозмутимо соглашаюсь со своим желудком. — Ну, или другое что-нибудь. Ты ж ниче не приготовил.

— Это ты ниче не приготовила, — «взъяряется» Рик, а его лапы грозными, требовательными тисками сдавливают мои сиськи.

— Я сама только с дороги.

— С дороги?.. — огрызается он, глядя на меня исподлобья. — Так тебя ж уже — с дороги... мало тебе?.. А ну, нa еще...

Мою голову недвусмысленно нагибают «на юг», заставляют взять губами член.

— Ты че делаешь... — возмущаюсь — и беру.

— Кормлю тебя... с дороги...

Я категорически несогласна с тем, что секс способен заменить еду. Категорически. Но я делаю-таки ему минет, и наш голод на время утихает, вернее, видоизменяется.

С голодным удовольствием заглатываю его и представляю, как он будет кончать мне на грудь.

Перед самым финишем Рик легонько оттаскивает меня.

— Давай, трахни меня... давай... — требует он и сажает наверх. Не прекращает хрипловатого бормотания: — О, как ты хорошо его сосала только что... прям так, как надо... чтоб язычок вперед... я чуть не кончил... еле сдержался... давай теперь... о, давай...

Смотрю в зеркало на свое извивающееся тело и на него подо мной, сжимающего мою попу с беспомощной улыбкой на лице. Он тоже на мое тело смотрит и мне в лицо — ловит мой взгляд. Я бы сказала снова, что как-то по-собачьи, но — нет, я настаиваю, на песика он не тянет. Он не смотрит заискивающе в глаза, не просит, а вглядывается внимательно, почти настороженно. Наблюдает, будто задумал что-то.

Рик возбуждает меня, воспламеняет. Я кончаю, откинувшись назад, с блаженным наслаждением полузакрытых глаз — в потолок. Бросаю ему взгляд — он смотрел на меня, а теперь отводит глаза, будто его застукали. Точно что-то задумал. Да я ж тебя знаю, волчару, думаю, извиваясь над, ним. Знаю...

Я догадываюсь, чего он хочет. Так и есть — поездив в ней, начинает юлить, то и дело вытаскивает член, а при «попытке» проникновения самым подозрительным и нехарактерным для него образом попадает не туда.

— Так, облом сегодня! — разъясняю я, сжимая его щеки.

С ним строго надо, решительно, иначе просто возьмет и поимеет, где не планировалось.

— Просто в узенькую твою хотел... — «скулит» он — пусть не надеется.

— Я сказа-ала!

Категорически нельзя давать спуск этому наглому зверюге — к рукам приберет, оборзеет в край.

— Я ж потыкаться тока...

— Я сказа-а-ала!!!

В качестве предупреждения пробираюсь и тыкаю его в задницу.

— Поты-ыкаться... — подрагивает он, сжимаясь, но не прекращает. — Он только до половины вошел...

— Не фиг, на фиг! — взрываюсь я и тыкаю его снова.

Чувствую, что он уже невменяем и, что ему как раз не дают, соображает с трудом.

От напряженности мне больно, но его это, кажется, не волнует, вот и приходится применить силу.

— А че сделаешь, если войду туда?.. — жарко шепчет он, кажется, больше возбужденный, чем отпугнутый моими тыканьями.

— Вытащу его жестко и решительно! И будет больно, — предупреждаю.

— А по-моему, щас кое-кто пищать будет... просить: «Ри-ик... трахни меня в попу...»

— Щ-щаз-з-з.

Я все-таки не думаю, что он и правда войдет туда насильно. Меня просто смешит-бесит наглая невозмутимость его нескончаемых попыток, когда я ведь до проедания дырки в башке твержу ему «нет». И — нет, сегодня я реально не намерена, поэтому и «нет».

А в следующий раз после «да» — а он, который «да», скорее всего, снова будет рано или поздно — когда я буду приходить в себя в туалете, а он — лицемерно и печальненько жалеть меня и рассуждать, что — все, хорош, отныне — только по-людски, я обязательно подколю его, чтоб слезки крокодильи-то утер. Чтоб сам себе не врал хотя бы.

***

После безобразий мой «супермен» упахивается и засыпает, а я соображаю, что супами да гарнирами не отделаешься и — вот не вру — готовлю полноценный ужин.

— Ахереть, так ты готовить умеешь, — нагло-восхищенно поглощает он после мое жаркое и пирог с яблоками. — Я заслужил все-таки?..

— Я заслужила. А ты — твое дело. Рада, если вкусно.

В общем, мне кажется, нам обоим интересней не сюсюкаться. Надолго, ненадолго — а что, если не задумываться, а просто продолжать в том же духе? А что «одним «этим» мужика не удержишь» — ну, во-первых, это мы еще посмотрим, а во-вторых, я уже говорила, что никого не держу и держать не собираюсь.

***

Меня до сих пор будоражит от моей и только моей «тайны». Тайны такой таинственной, что я никому, не то, что подругам — ему самому о ней не рассказываю. Тайны его «личности».