Галерея, носившая название Arte & Arti не уступала подобным частным заведениям в больших городах: светлые помещения в одноэтажном белом здании, переделанном под нужды выставочного зала, подсветка, полотна современных художников (а на Сашин вкус- откровенная мазня с претензией на Пикассо или Малевича) развешанные на стенах. Все здесь пахло большими деньгами, вложенными в реконструкцию, в антураж, вот только зачем? Вряд ли коллекционеры современного искусства поедут в глушь Италии за картинами местных художников. В чем смысл? – недоумевала девушка.-Может, она деньги мафии отмывает?
– Лидия, дорогая, я припоминаю, что ты была в дружеских отношениях с бедной Ланой Чибилло, – сложила руки домиком Пенелопа.
– Мы дружили… смерть Ланы – огромная потеря для меня.
– Мы шли мимо и мне захотелось выразить тебе наши соболезнования, и еще…
– И еще? – снова поднялись идеальные брови.
– Я хотела с тобой посоветоваться… как ты думаешь. что может означать этот перечень? – Пенелопа протянула галеристке листок.
Лидия развернула бумагу, пробежала список. Ни один мускул не дрогнул на идеально накрашенном лице. Но Саша готова была поклясться, что в красивых темных глазах на миг плеснул страх.
– Представления не имею. Маэстра, оставьте мне этот листок, и я постараюсь узнать все, что можно. Кстати, откуда он у вас?
– Знакомая случайно нашла в бумагах, и спросила мое мнение.
– И вы, конечно, не скажете мне, что это за знакомая?
– Конечно не скажу, – улыбнулась Пенелопа. – Ты копию сними, а листочек я оставлю.
Лидия вышла ненадолго, зашумел ксерокс, и она вернулась с листком в руках.
– Позвоните мне дня через три.
– Мы зайдем завтра, ты уж постарайся! – без сомнения, Пенелопа слыла строгой учительницей.
Распрощавшись с владелицей галереи, женщины отправились на обед к Сирене, которая давно приглашала всю компанию.
Саша зачерпнула ложкой огромные короткие бруски макарон- паккери, фаршированных домашней колбаской и белыми грибами и запеченных в духовке под соусом бешамель. Напихала полный рот, как же это было вкусно! Нежнейшие паккери, отваренные al dente, и дошедшие до нормы в духовке, наполнили комнату ароматом свежих белых грибов, хрустящая сверху корочка соуса скрывала нежнейшую начинку. Но это было только начало.
На второе перед каждой поставили тарелку с большим куском мяса, тушеного в знаменитом местном вине Альянико ди Вультуре, подавалось мясо с картофельным пюре и тушеной зеленой стручковой фасолью, но на гарнир у Саши не было сил. Паккери были настолько сытными, нажористыми, как сказала бы подруга Соня, что уже ничего в нее влезть не могло. Но мясо издавало такой аромат и так таяло во рту, что она слопала все до крошки, и даже подобрала до последней капли соус большим куском домашнего хлеба. Потом вернула хозяйке тарелку с нетронутым гарниром, состроив печальную гримасу.
– Луканская магия не наделяет сверхспособностями по поеданию и перевариванию несметного количества еды? – поинтересовалась она, но увидев пустые тарелки спутниц, лишь грустно вздохнула, – точно, наделяет.
Десерт стал полнейшим издевательством, Саша не могла съесть и кусочка и лишь с завистью, а если честно, то уже и с толикой отвращения, смотрела с каким удовольствием поедают остальные пончики чамбелли с лимонным кремом. Лишь заботливо поставленный перед ней в качестве дижестива ликер из бузины привел готовую лопнуть девушку в более транспортабельное состояние.
Оно пробормотала слова благодарности и уползла в свою комнату, где рухнула в кровать, пусть в Кастельмедзано перебьют половину населения, но она не поднимется до самого вечера.
***
На вечер никаких планов у компании не было, в конце концов, надо и домашними делами заняться, и Сашу впервые предоставили самой себе.
Ей сразу стало скучно! Хотя более странной компании у девушки никогда не было, дни пролетали как часы и ей все это ужасно нравилось. И невероятные пейзажи, и сама деревня, пустая днем, и оживающая в полдень и к вечеру, когда школьники, студенты, служащие и рабочие возвращались домой, а пастухи спускались с гор. Улицы наполнялись шумом, голосами, запахами вкусной еды, криками мальчишек, играющих в мяч на небольших площадях над пропастью. Саша и сама хваталась за стены на этих площадях и свои детей ни за что бы туда не пустила, высота над ущельями приводила ее в трепет. А мальчишкам хоть бы что, вот летит мяч опасно к краю площади, но один из ребят ловит его в последний момент, сам чудом удержавшись и не перелетев через ограду, но это никого здесь не пугает, кажется обыденным, привычным.
Потом голосов становится больше, уходит летняя жара, опускается ночь и с гор приходит ветерок. Зажигаются фонари на узких улицах-лестницах, где вдвоем не разойтись, и местные выходят на вечернюю пасседжату перед ужином. Обмениваются новостями, появившимися с полудня, словно цикады стрекочут на улицах! Подходят под благословение дона Фабрицио, заглядывают в открытые допоздна овощные и мясные лавочки, днем скрытые за наглухо закрытыми дверьми и опущенными решетками.