Не плачь, Тарзан!

Кажется, она хмыкнула, и, к моему несказанному удивлению, мы вдруг разворковались, как влюбленные голубки. В зеркале в прихожей я увидел, что мои губы растянулись в дурацкой улыбке. Мы обменивались ничего не значащими фразами, а моя рука невольно стала шарить в кармане, где лежали ключи от машины. И тут в трубке раздался дикий вопль. Ребенок орал так, будто в него вонзили нож, затем что-то треснуло и послышался такой сильный хруст, что я отдернул трубку от уха. Наверно, телефон упал на пол. Потом я услышал крики, звуки быстрых шагов и ее голос, кричавший вдалеке: «Билли, миленький, черт бы тебя побрал! Что ты тут делал? Как тебя угораздило?! Не кричи! Билли, вставай!» Затем она вернулась к телефону, ей явно нужно было куда-то позвонить. «Повесь трубку!» — завопила она, раздался щелчок, и связь прервалась. Я положил трубку.

Если мы когда-нибудь встретимся, я ей припомню этот щелчок…

Не нравится мне все это. Хожу теперь и думаю, как бы нам снова встретиться, что я ей скажу.

Притормози, приятель! А вдруг существует мистер Собачьи Уши. Да и стайка сопливых щенков тебе совсем ни к чему.

«Первоклассный астронавт»

Иногда мне кажется, что из меня мог получиться отличный военный летчик. Я прошла бы конкурсный отбор на курсы астронавтов в НАСА — мне нет равных по части непрерывного бодрствования и умения делать десять дел одновременно. Все матери-одиночки приобретают такие качества по мере взросления деток. За всем не уследишь, приходится вертеться, как белка в колесе, и всегда быть начеку. Нельзя целиком погрузиться в книгу, как бы тебе этого ни хотелось, — одним глазом надо присматривать за младшим ребенком, который, возможно, сейчас преспокойно стоит и нюхает пеларгонию, стоящую на подоконнике, а в следующий момент уже ревет на полу с цветочным горшком на голове. А иногда у детей вообще просыпаются прямо-таки суицидальные наклонности — так было с Беллой, которая засунула две вязальные спицы в розетку. Одному Богу известно, как ее не убило током, мы сидели в больнице, сердце у нее несколько часов стучало в три раза быстрее, но в остальном она никак не пострадала. С тех пор я впадаю в панику, когда смотрю рекламный ролик про две дырки в стене.

Или, например, сегодня вечером. Я болтала по телефону, охмуряла того парня с «ламборджини» — вот уж дался он мне! — и вдруг Билли, прижав к груди пакет с сахаром, упал на пол почти с двухметровой высоты. «Боже мой! Мике!» — пронеслось у меня в голове, и перед моим мысленным взором предстали страницы из «Книги о детских болезнях», которую я выучила почти наизусть. Легкое сотрясение мозга. Тяжелое сотрясение мозга. Ребенок в состоянии отвечать на вопросы? Может говорить? Бледен? Можно ли его транспортировать? Не сломан ли шейный позвонок? Всхлипывая и проклиная все на свете, я в конце концов разбудила несчастную Йенни, которая пришла с вечерней смены и едва угомонила детей. Закутала в одеяло Билли, который орал не переставая, и каждый его крик все глубже проникал в мою центральную нервную систему, где воцарился полный хаос. Автобусы уже не ходили, Билли вопил, денег на такси не было, мне пришлось взять с собой обоих детей, чтобы оставить Беллу у Йенни — слава Богу, она живет неподалеку. А потом Йенни уговорила своего брата отвезти нас в больницу.

Он притащился на своем новеньком «вольво» и принялся с постной миной читать нотацию о родительской ответственности.

— А отец ребенка? Вы поставили его в известность о случившемся? — спросил он презрительным тоном, в котором прозвучало следующее: а) ты небось и не знаешь, кто отец твоих детей; или б) ты чокнутая властолюбивая мамаша, которая держит отца в неведении. И попробовала бы я что-то сказать в свою защиту, не буду же я ругаться с единственным человеком, который согласился отвезти тяжелобольного ребенка в больницу… Но если я когда-нибудь заболею смертельно опасной атипичной пневмонией, то из последних сил приволокусь к нему домой и накашляю ему в лицо!

У врачей времени читать нотацию не было, они сразу повезли Билли в рентгеновский кабинет. Нам пришлось подождать пару часов, пока они проявят снимок, и Билли заснул, держа меня за руку и всхлипывая. А вдруг он не заснул, а потерял сознание? Или впал в кому?

— Разбудите его! — гаркнула медсестра, пробегавшая мимо. — Спросите, он понимает, где он!

Я сделала, как она велела.

— Билли, ты понимаешь, где мы? — рыдая, спросила я.

— Не-ет… — едва слышно произнес Билли на выдохе.

Я окончательно пала духом.

— Даже не догадываешься?

— Не-е-ет… — пропищал Билли.

— Билли, мы дома? — попыталась я зайти с другого конца. Неужели у него сотрясение мозга?

Билли фыркнул:

— Дома? Мам, ты что, с ума сошла? Разве это похоже на наш дом? Это же больница! Только не пойму, где мы — у ухогорлоноса или у Йенни в роддоме?