Не та дверь

Алла не осталась в долгу. Стоило им ввалиться в спальню, как она стянула с него шорты и трусы, в тот же миг расстегнула молнию юбки и одним движением выскользнула из нее. Нижнего белья на Алле не было. Она обхватила Васю руками за шею, оплела ногами поясницу и рывком поднялась наверх.

Голова у него кружилась, перед глазами танцевали разноцветные точки. Дыхание вырывалось из груди с присвистом.

Он развернулся, увидел стул, стоявший возле двери на балкон, и осторожно зашагал к нему. Но Алла нетерпеливо куснула его за ухо и резко наклонилась влево. Вася потерял равновесие. Они рухнули на кровать, и жена тут же оказалась сверху.

Она положила ладони ему на грудь, медленно улыбнулась и, дразня, стала плавно опускаться на Васю. Он не выдержал, схватил ее за бедра и опустил вниз. Муж поднял руки, обхватил груди жены с затвердевшими сосками и закрыл глаза, стал растворяться в ее запахе, прикосновениях.

Ему казалось, что он горит и плавится. Жар накатывал волнами, распространялся от паха по всему телу. Яркими искрами вспыхивали на груди и животе места, в которые Алла впивалась ногтями. Кажется, он что-то шептал, задыхаясь и хрипя. А может, кричал. Она что-то отвечала. Или Вася слышал ее мысли.

Потом внутри них взорвалась сверхновая. Вася ощутил, что падает в этот слепящий, всепожирающий свет, корчится от судорог, сотрясавших их. Он желал, чтобы это никогда не закончилось.

На землю они вернулись не скоро. А когда заново осознали себя, не стали нарушать тишину, воцарившуюся в комнате. Просто лежали, по-прежнему друг в друге.

Вася смотрел на жену и тонул в ее глазах. Там, в бархатной черноте, рождались и танцевали звезды, возникали и кружились галактики. Он потянулся навстречу этой вселенной, стремясь быть поглощенным ею без остатка, стать ее жителем, вечным пленником по доброй воле и странником, год за годом познающим эти бесконечные глубины.

Тьма укрыла его своим шелковистым пологом.

Четверг

Васино тело куда-то шагало. Куда – трудно было сказать, поскольку его окружал все тот же мрак, непроницаемый для глаз. Он попробовал остановиться и после нескольких бесплодных попыток понял, что от него снова ничего не зависит.

Звуки шагов были глухими, словно Васины ноги ступали по бетонному тоннелю, где голым был только пол, а все остальное – обито войлоком. Зачем понадобилась эта прогулка, чем стояние на одном месте было хуже? Вася не стал ломать голову над этими вопросами.

Эхо донесло звуки чужих шагов. Кто-то был впереди, шел там, укрытый мраком. Вася прислушался. Незнакомец не больно-то торопился. Во всяком случае, Васино тело явно его догоняло. Кажется, он знал, кому принадлежит эта семенящая походка.

Вася таращился в темноту. Ближе… еще ближе. Теперь некто шел прямо перед ним… хотя нет, уже левее. Вася напрягся, попытался повернуть голову и, конечно, ничего не добился. Он по-прежнему мог смотреть только вперед.

«Она не видела». «Она не верила».

Мама шагала рядом, бок о бок. Она не могла ходить так быстро и должна была бы уже отстать, но этого все не происходило.

Пустые глазницы с крошечными каплями крови, повисшими на ресницах. Веки должны были бы захлопнуться, ввалиться внутрь, но вместо этого почему-то остались снаружи, приоткрытыми. Между ними, за ними – багровая тьма.

Невероятно аккуратная дыра в груди. Вместо горячего, живого сердца – карикатурная пустота. Вася мог бы всунуть туда кулак, и все равно еще осталось бы место.

Сын тогда запомнил мать именно такой.

Мама шагала рядом и молчала, невидимая в темноте. Вася весь обратился в слух. Почему она здесь? Зачем пришла к нему? Неужели он ее обидел чем-то? Ведь когда мертвецы снятся, то это потому, что им там, за чертой, неуютно. Вот они и тянутся обратно, в мир живых. Так он слышал не раз.

Что она сейчас делает? Просто идет? Но разве стоило приходить к нему, чтобы просто шагать рядом? Где ее руки?

Слева донеслись странные звуки. Вася не сразу понял, что он слышит. А потом постарался разобраться в этой мешанине. Слова плохо давались маме. Она глотала согласные, шипела и шепелявила. Какие-то слоги тянула, казалось, бесконечно, другие выплевывала изо рта, будто обжегшись ими как печеной картошкой, только что вынутой из углей.

Шипение, пауза. Затем все сначала. Как старая скрипучая шарманка, бессмысленно повторяющая то, что в нее когда-то вложили. За годы работы инструмент изрядно поизносился, его начинка дышала на ладан, но пока еще работала.

Мама стала отставать. Шаги и голос оказались у Васи за спиной и начали отдаляться. Спустя какое-то время после того, как все стихло, он понял, что хочет, чтобы мама вернулась. Тогда ему не пришлось бы гадать, где она сейчас. Вдруг уже снова рядом?