Не такая, как все

День моего возвращения в Нью-Йорк

Я отказалась от предложения отвезти меня на «скорой» — терпеть не могу кататься на автомобиле! В детстве стоило мне сесть в машину отца, ехавшего за покупками или развлечься в Нью-Йорке в выходной, как прогулка превращалась в кошмар, особенно для родителей. Не знаю, в чем дело — в запахе кожи, плавном покачивании на рессорах или в привычке смотреть в зеркало заднего вида на то, что происходит сзади, — но я всегда путешествовала с внушительным количеством бумажных пакетов на коленях: мама совала мне их стопками, и отцу приходилось часто останавливаться и выкидывать их по мере наполнения. С пяти лет меня стали сажать в машину только на пустой желудок, а когда я жаловалась, что хочу пить, родители делали вид, будто не слышат моего нытья.

До моего тринадцатилетия им даже в голову не приходило отправиться со мной куда-нибудь дальше полусотни километров. Так что у их развода было хотя бы одно преимущество: у матери остался дом в Коннектикуте, потому что именно она его купила, а мы с папой поселились в Нью-Йорке. С поездками на машине было покончено! Теперь мою почти райскую свободу обеспечивали автобус и метро. Впрочем, я отказалась ехать домой на «скорой» не потому, что не переносила поездки в автомобиле: я приехала сюда на поезде «до» и хотела точно так же вернуться «после».

На вокзале, как потом в поезде, я пожалела о своем упрямстве. Там не было ни больничного персонала, ни незнакомых людей, приходивших меня поприветствовать, — одни только пассажиры, оборачивавшиеся и глазевшие на мое кресло и на мои ноги, которым недоставало сорока сантиметров длины и ступней. Слишком много внимания к такой ерунде! Что такое сорок сантиметров? Меньше двадцати пяти процентов моего роста! Взять, например, людей, потерявших почти все волосы, а не какие-то двадцать пять процентов: кто-нибудь раздувает из этого проблему? Велика важность — четверть человека! Три четверти-то на месте!

8

Будильник был заведен на 5:15 утра. Как обычно, Дипак открыл глаза за несколько минут до звонка и не позволил будильнику подать голос — не хотел тревожить сон жены. Как ему недоставало повседневной размеренности! Теперь все было не так, как раньше, вот и Лали не оказалось с ним рядом.

— Какая ты ранняя пташка! — сказал он, обнаружив ее на кухне.

— Я всю ночь не смыкала глаз.

— Надо тебе сходить к врачу: бессонница — не шутка, — сказал он, поднося к губам чашку с чаем.

— Нам нужен не врач, а лифтер.

— Слушай меня внимательно, Лали. Мы пережили худшее и сумели построить спокойную жизнь. Я был бы счастлив предложить тебе что-нибудь получше, больше комфорта, но меня оправдывает то, что я старался изо всех сил. Если придется уйти на покой раньше времени, мы и это переживем, просто придется быть экономнее.

— Ты тоже слушай внимательно. Никакой другой жизни, кроме той, что у нас есть, я бы не хотела. Мне совершенно не нужно, чтобы она поменялась, тем более чтобы изменился ты сам. Поэтому мы найдем выход, даже если заменять Риверу придется мне.

— Не говори ерунду!