Туманов мотнул пару раз головой, словно избавляясь от наваждения, достал чистый бланк протокола и, прокашлявшись, произнес:
— У нас много вопросов к вам, в камеру еще успеете.
— Пожалуйста, — Михайлов безразлично махнул рукой.
— Начнем с главного. Зачем вам этот маскарад? Для чего вы переодевались в женщину?
— Неужели не понятно? Я — педераст. Одевался в женское платье, чтобы знакомиться с мужчинами.
Туманов и Шевченко ничего не понимали, это было видно по их недоуменным лицам. Михайлов пояснил:
— Вы хотите сказать, для чего тогда переодеваться. Да, я мог бы найти гомиков и не переодеваясь в женщину, но мне это доставляло больше удовольствия. Мне хотелось, чтобы за мной ухаживали, как за женщиной.
— Подождите, Михайлов, — Туманов перестал писать и обдумывал сказанное, явно не укладывающееся в привычные рамки, — что-то вы нам тут сказки рассказываете. Если вы таким способом завлекали мужчин, то как же вы могли рассчитывать… — следователь замялся, подбирая нужное слово, — на взаимность. Они-то считали вас женщиной, не так ли?
— Разумеется.
— ???
— Будто не знаете, мужик, когда крепко поддаст, ему все равно, что с мужчиной, что с женщиной. А тут, тем более, они не разбирались.
— Да как вам удавалось?
— Спросите у Васьки, — цинично ухмыльнулся Михайлов.
— …И сколько же мужчин занимались с вами мужеложством? — продолжал расспрашивать Туманов. Следователь, пораженный победным откровением Михайлова, забыл о ведении протокола.
— Штук тридцать, может, больше. Дело в том, что мужеложством это назвать нельзя, потому что они об этом, думаю, не узнали. Возможно, потом некоторые догадались. Но ничего мне не говорили.
— Вы можете их назвать?
— Конечно, нет. Документы в таких случаях не спрашивают и не предъявляют.
Туманов взял ручку и приготовился вести протокол:
— Михайлов, вы говорите невероятные вещи. Мы здесь взрослые люди… Лучше честно скажите, скольких из этих потерпевших вы обокрали?
— Потерпевших? — возмутился Михайлов, — хотел бы я увидеть одного из них. У вас есть заявления от пострадавших? Деньги-то за ночь платили добровольно. Угощение почти всегда мое. Потерпевших, — фыркнул он, — да они только и смотрят на сторону, как бы с чужой бабой развлечься, от жены отдохнуть!..
— А этот, — кивнул Шевченко на дверь.
— Ну, этот другое дело, — глаза Михайлова влажно заблестели, — Вася мне понравился… Я сам пришел к нему на рынок.
— Что же вы тогда его ограбили?
— И на старуху бывает проруха, — вздохнул Михайлов, — так уж получилось. Соблазнился… Больно много денег у него было. Признаю.
Туманов кивнул Шевченко:
— Позови потерпевшего.
— Может, не надо, — попросил Михайлов, — я же не отрицаю кражу.
— Надо, Михайлов, надо, — жестко сказал следователь, — а вот этого делать не надо, — остановил он Михайлова, который попытался надеть парик, — пусть посмотрит на свою любовницу… Тьфу, ч-черт, — любовника!
Шевченко распахнул дверь и позвал проснувшегося Василия.
Вася сел около стола напротив Михайлова, бросил на него мимолетный взгляд и вдруг впился в него изумленными глазами:
— Тебя уже остригли? Ой! Ктой-то? — только сейчас он заметил перемену, происшедшую с Шурой. — Это ж мужик… Шура — ты?
— Я, Вася, я, — тихо подтвердил Михайлов.
— Это ж Шура! — призывая в свидетели следователя и инспектора закричал парень.
Туманов засмеялся:
— Как видишь. Шура, то бишь Александр Михайлов.
— Так мы же… с ней… с ним… — парень был совершенно убит этим открытием. Он густо покраснел, потом вскочил и, если бы не мгновенная реакция Шевченко, бросился бы с кулаками на Михайлова, которого, похоже, такая вспышка совсем не удивила. Михайлов спокойно сидел, насмешливо глядя на Васю.
— Вы что же, так и не разобрались вчера, что это мужчина? — иронически спросил Туманов. Вася потупился и едва слышно пробормотал:
— Пьяный был, — он с трудом пришел в себя, изучающе стал разглядывать Михайлова, — а можно спросить ее… его? Ты меня за кого принимаешь? Да чтоб я с мужиком… Что будет, если кто узнает?… — парень сокрушенно покачал головой и сильно стукнул себя по колену, — ну и дурак. А ты-то о чем думала?
— Мужчина я, Вася, — вкрадчиво произнес Михайлов.
Туманов и Шевченко наблюдали эту сцену, сочувственно глядя на парня. Пять минут назад они сами были в весьма нелепом положении.
— Итак, — официальным тоном спросил следователь, — вы подтверждаете, что Михайлов украл у вас деньги?
— Подтверждаю, — буркнул Вася.
— А вы, Михайлов, признаете кражу?
— Признаю.
Оба расписались в протоколе.
— Вы, Нестеров, — кивнул Туманов Васе, — можете быть свободны. Ну, и несет же от вас перегаром. Немедленно поезжайте домой. А вы, Михайлов, поедете с нами, будем делать обыск у вас дома.
Понятые, сердитая старуха-соседка, все время что-то бормотавшая, и усатый дворник, сидя в углу комнаты Михайлова, следили за каждым движением работников милиции. На столе росла груда вещей, извлекаемых из шкафа, из-под кровати, из ящика стола, найденных под матрацем, в карманах одежды и даже в обуви: портсигары, портмоне, наручные часы, деньги.