Не верьте цифрам!

Не столько парадоксальный, сколько прискорбный факт, что концепция фидуциарной обязанности гораздо меньше присутствует в нашем обществе сегодня, чем в те времена, когда Стоун и Кардозо высказывали эти глубокие мысли. Как должно быть очевидным для всех образованных граждан, в последние несколько десятилетий баланс между этикой и законом, с одной стороны, и рынками – с другой, был в значительной мере смещен в пользу рынков. Как я люблю повторять, мы перешли от общества, где есть вещи, которые просто нельзя делать, к обществу, где господствует принцип раз все так делают, я тоже буду так делать. Я называю это изменение переходом от морального абсолютизма к моральному релятивизму. Больше всего от такого отхода от традиционных социальных ценностей пострадала деловая этика. Я вряд ли удивлю вас, если скажу, что не рассматриваю указанное изменение как прогресс.

По крайней мере не один я разделяю эту точку зрения. В своей книге «Доверие и честность» (Trust and Honesty), вышедшей в 2006 г., профессор права Бостонского университета Тамар Франкель акцентирует внимание на снижении роли фидуциарной обязанности в нашем обществе. Она выражает серьезную обеспокоенность, которую, я уверен, разделяют многие профессиональные инвесторы, тем, что американская культура в последние десятилетия двигалась в направлении непорядочности, обмана и злоупотребления доверием, которые в результате вылились в глубочайший кризис. Единственный способ выйти из тупика, утверждает Франкель, – «усилить доверие через создание заслуживающих доверия институтов и надежных систем», хотя она с пессимизмом указывает на то, что давление со стороны фондового рынка и пузыри на рынке недвижимости привели к «деградации общественной морали… и вопиющей общепринятой практике злоупотребления доверием»[157].

По мнению профессора Франкель, «мы уменьшили силу действия нравственных законов… выхолостили регулирование поведения доверенных лиц [фидуциаров]… позволили злоупотреблять законами, требующими честности от фидуциаров… и тем самым распахнули двери для причинения колоссального ущерба нашей общественной и экономической системам» (с. 119). Мы также стали игнорировать критическое различие между концепцией фидуциарной обязанности как таковой и фидуциарными отношениями, которые регулируются договорным правом. Более того, пишет автор, «отход от профессии в пользу бизнеса сопровождался изменением того, как трактуется эта основополагающая концепция» (с. 146). Мы забыли про главный принцип, выраженный еще святыми апостолами Матфеем и Лукой[158] и повторенный судьей Стоуном: «Никто не может служить двум господам».

Мое основное возражение против морального релятивизма состоит в том, что он снижает значимость и вес тех обязательств, которые мы несем перед обществом, и ставит во главу угла корыстный личный интерес. Да, корыстный личный интерес – мощная сила, но сила, которая должна контролироваться и сдерживаться, если мы хотим защитить интересы всего нашего общества и наших граждан. Недавний кризис, который я как-то назвал «кризисом этических пропорций», наглядно показывает, насколько серьезный ущерб может причинить эта сила, вышедшая из-под контроля.

Причины недавнего кризиса

Причины недавнего кризиса многочисленны и разнообразны. Образно говоря, у краха нашей финансовой системы тысяча отцов: снисходительное отношение к риску наших банкиров и инвестиционных банкиров, державших токсичную смесь низкокачественных ценных бумаг на своих чудовищно левериджированных балансах; либеральный поход к рынкам наших федеральных регуляторов, основанный на их вере в то, что «свободные конкурентные рынки» способны защитить наше общество от любых эксцессов; конгресс, отменивший законодательные нормы, восходящие еще к временам Великой депрессии; «секьюритизация», разорвавшая традиционную связь между заемщиком и кредитором, при которой кредиторы требовали от заемщиков доказательств их кредитоспособности; а также безрассудные финансовые инновации, приведшие к созданию производных финансовых инструментов умопомрачительной сложности с не менее умопомрачительным уровнем риска (таких как кредитные дефолтные свопы) общей стоимостью в десятки триллионов долларов.

Радикальное усиление власти и положения лидеров корпоративной Америки и инвестиционной Америки – один из главных факторов, способствовавших вышеуказанным негативным тенденциям. Сегодня институциональные инвесторы держат 75 % всех акций наших (гигантских) публичных компаний по сравнению с всего 8 % полвека назад. Такой примечательный рост собственности наделил этих институциональных инвесторов, главным образом взаимные фонды (25 % всех акций), частные пенсионные фонды (12 %), государственные пенсионные фонды (9 %), страховые компании (8 %), хеджевые фонды и благотворительные фонды, значительной властью над корпоративной Америкой и влиянием на нее.