Ему рассказали ещё, что раз в десять лет из Баренцева моря к острову заходят дрейфующие льды и могут стоять здесь неделю. Если это случается летом, то наступает настоящая зима, и замерзают все посадки. А там и так скудная растительность и короткое, месяц-полтора, лето. Потом лёд уходит, и снова становится тепло, но все посадки уже погибли.
Холод, сырые туманы, бурные ветры, восьмимесячная тёмная зима и сорок вёрст Белого моря, отделяющего своими ледяными волнами остров от обитаемого материка. Всё это не сулило никаких житейских выгод преподобным Савватию, Герману, Зосиме, ничего – кроме уединения и безмолвия, ничем не развлекаемой молитвы и возможности подвига во славу Божию.
На третий день решил посетить скит преподобного Савватия, поклониться месту его подвигов. Там святой высадился по приезду на остров, там жил, там построил деревянную часовню в честь Смоленской иконы Божией Матери, Одигитрии.
Отец Савватий узнал, что на месте скита сейчас развалины, разрушенный храм и братский корпус, узнал, что там живёт один из иноков. В глубине леса не дуют такие сильные ветра, как на берегу, там построили парники, и этот инок выращивал для братии прекрасные огурцы.
Отец Савватий посмотрел карту, прикинул расстояние – километров двенадцать. Немного. Он умел хорошо ориентироваться на местности, в тайге никогда не терял направление.
Помолился на литургии, затем спросил у одного брата направление. Инок скептически улыбнулся – не поверил в серьёзность намерений, что паломник пойдёт один, дескать, погуляешь да вернёшься. Махнул рукой в сторону дороги к скиту – и отец Савватий пошёл. Шёл и чувствовал какое-то дерзновение, упование на своего небесного покровителя, что не оставит преподобный Савватий своей милостью.
Дул сырой и морозный ветер, который стих в глубине сосново-елового леса. Сосна – самое устойчивое к ударам стихии дерево. Живёт больше ста лет, и эти сосны, что высились вокруг, были старше, намного старше его самого. А уж лишайники- долгожители могли прожить четыре тысячи лет, и наверняка они видели самих преподобных Соловецких старцев. Изредка попадались коряво-разлапистые низкие берёзы, привыкшие гнуться к земле под тяжестью мокрого снега.
Одиночество пустынного леса, большие камни – валуны, поросшие мхом. Необычно красивый мох – белый, зелёный, голубой. Пронзительно белое небо над головой – осень, поздняя осень, почти зима в этих краях. Суровая красота Севера. Стояла тишина, безветренная тишина, но ощущения одиночества не было, казалось, что это не пустое место, не пустой лес.
Почудилось на миг – выйдет сейчас какой-нибудь древний пустынник из чащи и сядет на камень, поросший мхом. Вспомнились слова духовного отца, старца Иоанна (Крестьянкина): «Соловки – это Антиминс нашей Церкви». Подумал: можно в любом месте этой тайги копнуть землю – и найдёшь мощи мучеников за веру. Здесь ясно чувствовалось неземное присутствие, присутствие Небесной Церкви, близость Неба. Сколько святынь, сколько мучеников на этой земле – Небесное воинство!
Он всё шёл и шёл, и постепенно стал уставать. Направо и налево уходили тропки, ответвлялись боковые дороги. Не было никаких примет, никаких знаков, что он на верном пути. Вышел на перепутье, по какой из дорог идти – непонятно.
И в этот миг, чудесным образом, навстречу ему прямо из леса выкатил маленький тракторок, в котором сидели какие-то лохматые, помятые мужички, в сапогах, куртках, лыжных шапочках. Откуда взялись они посреди тайги?! Здесь был заповедник, лес не рубили… Может, рыбаки? В общем, эти мужички оказались на перепутье именно в тот момент, когда он его достиг и заколебался в выборе дороги. Остановились, махнули ему рукой, показали правильный путь, и маленький тракторок опять скрылся в лесу. Одно мгновение – был и исчез. Пара минут, и он бы разминулся с ними.
Пошёл дальше по указанной дороге. Снова стали попадаться развилки, ответвления, боковые дороги уходили в разные стороны. Стало смеркаться, подмораживало. И сомнения вернулись, стали мучить ещё сильнее: правильно ли он идёт? Не изменило ли ему его всегдашнее умение ориентироваться на местности? И вообще – не зря ли пошёл? Может, это его дерзновение – на самом деле несмирение? Это его упование на небесного покровителя – не вера, а самоуверенность? Усомнился – и стал тонуть в собственных опасениях и сомнениях.
И вот на пике сомнений, когда он уже был готов повернуть назад и вернуться в монастырь – на дороге появилась лисичка. Обычная рыжая лиса с пушистым хвостом. Только вела она себя неестественно для дикого животного, которое обычно убегает от человека: внимательно посмотрела на него и спокойно пошла впереди по дороге, время от времени оглядываясь, будто проверяя – идёт ли он за ней. Лисичка шла впереди долго, минут двадцать, будто показывая правильную дорогу.
И он почувствовал удивительную радость, уверенность в помощи Божией и помощи преподобного Савватия, уверенность в Божием чуде. И когда все страхи и сомнения исчезли – лисичка оглянулась в последний раз, внимательно посмотрела на него и скрылась в лесу.